Душ. Девять утра. Пора заниматься делами.
А город уже жил своей жизнью. Люди продолжали торопиться. Утром на работу, вечером с работы. Какой-то постоянный круговорот, которому нет конца и края. Поток машин напоминал бурлящие воды экзотической реки, которая переливалась красно-желтыми огнями и сияла хромированными деталями. Выглянуло солнце. Оно ласково погладило меня теплым лучом по щеке и побежало дальше. Все получится. Должно получится. Разве может быть иначе?
Рабочие моют витрину магазина. Известная сеть. И цены в ней кусаются, а вещи мне казались в ней обычные. Только бирку повесят, что фирма. Может я просто не понимала ничего в отличие от Наты? Это она могла восхищаться вещью из дорогого магазина. По мне все едино. Чем отличались джинсы за пять тысяч и за семьсот рублей? Пошиты в Китае. Темные. Подошли по фигуре одинаково. Качество? Не думаю. Все подделка. Иллюзия. Может вся наша жизнь — это иллюзия? С перепоя какие только мысли не придут. Вон, уже на философию потянуло.
Я усмехнулась. В кроссовках, джинсах, черной толстовке и тонком бежевом пальтишке уже погода не казалась такой противной и холодной. К тому же периодически выглядывало солнышко.
Ломбард. Пятьдесят пять тысяч. Неплохо. Мало, но неплохо. Вот он и старт. Осталось лишь смелости набраться.
Я поехала забрала Егора. Хорошо, что его вещи остались в больнице, когда мы его туда привезли. Лечащий врач был против, чтоб я прерывала лечение. Но я его не стала слушать. Еще два дня назад он уверял меня, что сделано все возможное в их силах. А сейчас начал говорить о каких-то дорогих европейских препаратах. Я его слушала и не верила ему. Написала, что забираю под свою ответственность и уехала с Егором.
Увидев сына, я еле сдержала слезы. Он больше не напоминал того жизнерадостного любопытного ребенка, которому на все нужны были ответы. Раньше у него был характер. Он не боялся Алексея, в отличие от меня. Сейчас же Егор напоминал стойкого оловянного солдатика. Полная апатия. Его словно перестала интересовать жизнь. Если его поставить, он будет стоять. Посадить — будет сидеть и смотреть перед собой.
Поднесешь кружку к губам будет пить, не поднесешь — просить не станет. Больше всего поражали стеклянные глаза, в которых не было и проблеска жизни.
— Ничего, Егор. У нас все с тобой получится. Начнем жить сначала. Ты оттаешь. Все будет хорошо. — Веду его за руку, а слезы так и наворачиваются на глаза. Но плакать нельзя. Нужно держаться. — Мы с тобой уедем туда, где нас больше никто не будет обижать. Станем с тобой сильными-сильными. И никто нам не будет страшен.
