– Эй! – рявкаю я ей вслед. – Ваша сраная псина должна быть на поводке! Или правила не для вас написаны?
Она оглядывается, явно озадаченная моим взрывом.
– Ну хватит, – негромко говорю я Сэму, отводя со лба волосы. Он негромко всхлипывает, обхватив себя руками с такой силой, что побелели костяшки. – Хватит, сын, пойдем в кафе.
Уходя, я оглядываюсь и вижу группу ребятишек, которые перебрасывают друг другу летающую тарелку. Им явно весело и комфортно в компании; их родители сидят рядышком на скамейке, болтая и наслаждаясь солнечным днем. Чувствую мгновенный укол зависти к этим людям. Везет им.
– Папа, теперь в кафе?
– Да, мы идем в кафе.
– Можно мне вспененного молока?
– Да.
– Та собака была страшная. Она мне не понравилась.
– Я знаю.
Вот и погуляли.
В кафе относительно тихо. Приткнувшееся среди небольшого ряда магазинов, это одно из квази-хипстерских заведений, которые в последнее время начали возникать в округе как грибы после дождя с прицелом на мамаш из среднего класса, которые выросли на сериале «Друзья» и не мыслят себе жизни без «Центральной кофейни». Интерьер здесь выдержан в стиле знаменитого голливудского «Кафе 101». В углу стоит допотопный музыкальный автомат, а стены увешаны безвкусными изображениями знойных женщин и печальных наивных юношей в стиле шестидесятых. Сэма они просто завораживают. Мы занимаем наше обычное место в уголке – большой диван рядом с широким деревянным столом, заваленным старыми комиксами и журналами.
– Папа, почему у той тетеньки зеленое лицо? Папа, почему детей рисуют с такими большущими головами?
Говорю ему, что понятия не имею. Шестидесятые были тем еще времечком.
Себе заказываю капучино – лучший на всем Западе, если верить написанной мелом на доске перед входом записи. Кроме нее, там красуется еще цитата Тома Элиота: «Свою жизнь я измеряю кофейными ложечками», выведенная до омерзения затейливым почерком. Бариста, который – разумеется – носит усы в стиле киношных злодеев 1920-х годов и обтягивающую винтажную футболку, сквозь которую видно все ребра наперечет, приносит его мне, а потом подает Сэму подогретое молоко, устроив из этого целое представление.
– Покорнейше прошу, сэр, это наше лучшее вспененное молоко от лучших пенномолочных коров во всем Сомерсете.
Сэм восторженно хохочет. Здешний бариста – его кумир. Почему-то, несмотря на все его неумение общаться, Сэма завораживают обаятельные и уверенные в себе молодые люди. Он совершенно их не боится и даже смотрит им в глаза – а это для него очень большая редкость, даже со мной. Когда Сэм был малышом, Джоди водила его на обед в студенческую столовую: он смотрел на студентов, как зачарованный, а она в это время могла немного посидеть спокойно и передохнуть. Это странно, но мило. И плевать мне, что я выкладываю четыре фунта за наперсток горячего кофеина. Оно того стоит.
