Путешествие в Ур Халдейский | страница 39
— Я присоединяюсь, — говорит Орита. — Какой тайне?
— Великая тайна того, как не быть таракашкой.
Орита заливается прозрачным звенящим смехом, и каждая звезда превращается в звон капели, низвергающейся в море небесной музыки.
— Ты со своими странными идеями! — говорит она ему и, обращаясь к Гавриэлю, добавляет: — Я думаю, что Срулик потому такой забавный, что, в сущности, для него нет ничего важного.
Срулик улыбается, и она говорит ему:
— Ты ведь только потому такой легкий и приятный человек, что ничто на свете тебя по-настоящему не трогает.
Ой… у Срулика перехватывает горло, и он немедленно вручает себе еще один знак отличия — медаль за героизм, проявленный при несении секретной службы.
— В чем же кроется великая тайна? — спрашивает Гавриэль, и вместе с его вопросом четыре глубоких удара вырываются из старинных часов, стоящих в доме.
— Ой, я должен бежать на работу! — говорит Срулик. — Поговорим об этом в следующий раз.
Дети, пришедшие поменять книги, конечно, уже стоят перед закрытой дверью библиотеки, а ведь он заскочил сюда только на одну минуточку, чтобы подышать, чтобы наполнить свои легкие высокогорным воздухом, прежде чем снова начнет погружаться то в омут одной напасти, то в омут другой, еще более глубокий.
— Великая тайна кроется в зеркале, — сказал Срулик про себя, увидев свое отражение в большом зеркале кафе «Гат».
Закрыв библиотеку в восемь часов вечера, он зашел в кафе «Гат» перед возвращением домой. Согласно их моментальному временному уговору Роза будет оставаться с его матерью до девяти часов, и потому в его распоряжении оставался еще почти целый час, чтобы передохнуть, изучить свое расположение на местности, наметить для себя путь к спасению из тесноты[19] на простор Ура Халдейского.
— Внешний вид важнее расположения духа, — сказал он себе фразу, которую говорил его отец, когда хотел представить себе сам и показать клиенту, как будет выглядеть заказанный стол, и точно таким же жестом вытащил из внутреннего кармана карандаш с блокнотом и начал намечать — не храмовую мебель и утварь, а схему своего состояния в этот момент и порядок необходимых действий. Будь у него с собой несколько цветных карандашей, карта получилась бы красивей, но и в черно-белом исполнении рисунок вышел достаточно удачным, и когда набросок был завершен, выяснилось, что положение не настолько отчаянное и не так страшен черт, и чем больше он рассматривал и изучал это изображение, тем легче становилось у него на сердце, и пузырьки ликования начинали возвещать переход доброй надежды от возможного к реальному.