– Хорошо, но можете ли вы дать руку на отсечение, что эта женщина действительно здорова?
Даже на расстоянии Эмма разглядела ту же самоуверенную улыбку, которая раздражала ее в технике.
– Что вы имеете в виду, господин Штаудер-Мертенс?
– Да то, что человек, который добровольно соглашается провести несколько недель в закрытом психиатрическом учреждении, симулируя ложные симптомы, должен обладать… как бы это поаккуратнее сформулировать… необычной психикой. Кто сказал вам, что эта достойная внимания женщина действительно не страдает от болезни, от которой ее в итоге и лечили и которая проявилась лишь во время ее пребывания в клинике?
– Я, – ответила Эмма.
– А вы все время находились рядом с ней? – немного снисходительно спросил мужчина.
– Да.
Его самодовольная ухмылка исчезла.
– Вы?
Эмма кивнула, и присутствующие в зале заметно занервничали.
– Именно так, – подтвердила Эмма. Ее голос дрожал от волнения и ярости из-за чудовищности собственных откровений. – Дорогие коллеги, вы видели испытуемую на видео только со спины и с крашеными волосами, но женщина, которую вопреки ее воли сначала усыпили, а потом насильно подвергли электрошоковой терапии, – это я.
Эмма взялась за ручку чемодана на колесиках и помедлила, прежде чем войти в номер 1904, по одной простой причине: она почти ничего не видела. Тусклый свет, слегка рассеивающий темноту, шел от бесчисленных огней большого города, простирающегося под ней девятнадцатью этажами ниже. Отель Le Zen на улице Тауэенциен в Берлине был недавно выстроенным пятизвездочным дворцом из хрома и стекла. Выше и роскошнее любого другого отеля в столице. И с относительно безвкусными номерами – по крайней мере, на взгляд Эммы.
Во всяком случае, таково было ее первое впечатление, когда она нашла выключатель рядом с дверью и зажгла верхний свет.
Обстановка выглядела так, словно какому-то практиканту дизайнерского бюро дали задание при выборе мебели соблюсти все возможные клише, существующие относительно дальневосточного образа жизни.
В прихожей, отделенной от прилегающей к ней спальни одной лишь тонкой, оклеенной шелковой бумагой раздвижной дверью, стоял китайский свадебный шкаф. От двери к низкой кровати тянулась бамбуковая циновка. Лампы рядом с диванчиками походили на разноцветные лампионы во время шествия с фонариками, которое детский сад поселка Хеерштрассе ежегодно устраивал для своих карапузов в День святого Мартина. Однако на удивление стильной оказалась огромная черно-белая фотография между диваном и встроенным шкафом – портрет Ая Вэйвэя, размером больше человеческого роста, доходивший от пола до самого потолка. Эмма недавно посещала выставку этого выдающегося китайского художника.
