Будильник – самое безобидное, но и маловероятное объяснение, потому что на мансардном этаже не было ничего, кроме ведер с краской, частично снятых напольных досок, разломанной стены и разбросанных повсюду инструментов. Но никаких часов! А если бы и были, то с чего бы им звонить сегодня, через полгода после остановки перестройки?
Нет, не было никакого будильника в недостроенной детской, которую Эмма про себя называла «БЕР», как столичный аэропорт, который, похоже, также никогда не будет достроен. Вместе с волосами в тот день она лишилась и желания иметь детей.
«Пока», – сказала она Филиппу. «Окончательно» – своей душе.
Если не часы, тогда это может быть только…
…сотовый телефон.
– Самсон, ко мне! – снова крикнула Эмма, еще громче и энергичнее.
Мысль о мобильном телефоне, который звонил где-то на чердаке над ней, пугала. Неизбежно напрашивался вывод, что телефон должен кому-то принадлежать, и Эмма оказалась на пороге паники.
И перешагнула через него в тот момент, когда в нескольких метрах от нее захлопнулась дверь ванной.
Она побежала. Не раздумывая, не приняв рационального решения и не взвесив варианты, потому что тогда она наверняка побежала бы вниз, к Самсону. К выходу.
Но она перепрыгнула последние ступени, почти вслепую пересекла коридор, потеряв при этом одну тапочку, распахнула дверь спальни и потом захлопнула за собой. Заперлась ключом, который – к счастью – торчал изнутри. Пододвинула к двери стул, подперла спинкой ручку двери, как видела в фильмах…
…но это вообще имеет смысл?
Нет, во всем этом нет никакого смысла, и уже давно. С тех пор как после ночи в Le Zen ее нашли на автобусной остановке.
Без волос.
Без достоинства.
Без рассудка.
Постепенно глаза Эммы привыкли к темноте.
В слабом свете, который проникал через ламели рольставней, она узнавала только силуэты. Тени. Очертания – кровати, платяного шкафа, тяжелой дубовой комнатной двери с филенками.
Она сидела на корточках рядом с комодом, доставшимся ей по наследству от бабушки, в котором хранила свое нижнее белье, и пристально смотрела на ручку двери, единственный светоотражающий предмет в комнате.
Утраченную остроту зрения восполнил внезапно обострившийся слух. Помимо ее собственного запыхавшегося дыхания и шуршания халата, который поднимался и опускался на ее содрогающемся теле, до Эммы доносились глухие бухающие звуки.
Шаги.
Тяжелые шаги.
Они поднимались по лестнице.
И Эмма совершила самую большую ошибку, какую только могла сделать.
