Да, Девэрилл был унижен, издерган, болен. Нелепая ситуация, в которой он оказался, вымотала все его нервы. В этот вечер он навестил Кемптона — просто, чтобы убить время, и мягкое дружеское внимание Арчибальда преодолело наконец сдержанность его старого друга. Почти всхлипывая, он рассказал об обстоятельствах, в которых оказался.
Эдмонд винил в произошедшем только себя, хотя, если разобраться, был не столь виноват, как сам полагал. Отец настаивал на его браке, видя, что сам день ото дня теряет силы. Он считал юную Мэйбл Даннинг вполне подходящей партией для сына — прекрасное приданое, прекрасная внешность, девица прекрасно воспитана и никогда не роняла себя. Вина Эдмонда была в том, что, увидев девицу, он позволил себе плениться красотой, не дав себе труда получше узнать свою нареченную.
Мэйбл не была глупа, но малая опытность заставила её в восемнадцать лет влюбиться в своего кузена Роберта. Её отец, мистер Даннинг, зная склонности юноши и разбираясь в людях лучше, чем его дочь, поторопился ответить согласием на переговоры, которые вел с ним старший Девэрилл, однако девушка сохранила в своем сердце нежность к кузену. Это чувство помешало ей заметить достоинства жениха, предлагаемого отцом, но когда отец всё же решительно настоял на браке, она согласилась, ибо Роберт по требованию дяди уехал из имения, а обещание отца отправить Мэйбл к тетке в Эдинбург совсем её не обрадовало. Однако девица сочла себя жертвой роковых обстоятельств и стоя у алтаря, сказала «да», презирая и ненавидя того, кто должен был стать её мужем. Накопившееся нервное раздражение привело к тому, что перед тем, как взойти на брачное ложе, Мэйбл в романтическом запале, считая такое поведение благородным и честным, уверила своего супруга в том, что не испытывает к нему никаких чувств, кроме презрения.
Растерянность и досада мистера Девэрилла сменились обидой и болью, затекло левое плечо и потемнело в глазах. Зачем же было говорить «да»? Но потом Эдмонд подумал, что, не узнав её ближе, — виноват сам. Он молча, несколько смутив Мэйбл, смерил её больным и тяжёлым взглядом и, почему-то держась за стену и шаркая ногами, ушёл к себе в кабинет.
С тех пор он уже месяц ночевал на кожаном кабинетном диване, стараясь не встречаться с женой, оставшейся невестой, и боясь увидеться с отцом. По счастью, тот уже не вставал с постели и довольствовался письмом сына, в котором тот неизменно сообщал, не желая волновать отца, что его дела в полном порядке.
