— Гарри, что случилось?
Не выпуская книгу и улыбаясь, отчего ее немного длинные зубки, из-за которых я назвал ее хомяком, хотя можно и бельчонком, показались во всей красе. И вот, что странно. Ей они шли, и зря она так их стеснялась, и видимо я все еще пребывая в неком неадекватном состоянии, сказал:
— Герми, милая улыбка. Белчонок, ты мой!
Шок! Снова. И не надоело так издеваться? Нет! Ведь, когда еще увидишь стесняющуюся Герми и в тоже время улыбающуюся, как кошку после миски молока. Да что меня так на животных тянет, нет, нет, я нормальный. А она, перестав улыбаться, только и сказала:
— Спасибо, но ничего хорошего в этом нет!
Вновь вспыхнув, видимо застеснявшись своих «клыков». Так что, который уже раз, я снова сделал шаг к ней, давая ей возможность на этот раз отойти, но словно собираясь обнять. А еще из-за этих книг в руках, мы просто не могли бы прижаться друг к другу, но видимо воспоминания о том, что я делал, обнимая ее прошлый раз, вытеснили всякие глупости из ее прелестной головки. И мой маневр, так и не завершенный, помог. Теперь она уже и не вспоминала, к чему был задан вопрос «что случилось» и это хорошо, перестала хмуриться, насколько это, возможно, не вырывалась и ждала, сама, кажется, не понимая чего. И я не разочаровал, не подвел ее ожиданий, произнеся:
— Герми, ты очень красивая, добрая и никогда не стесняйся себя и не думай ни о чем плохом, пока я рядом. Ведь ты всегда была с нами, знаешь больше всех обо мне, но продолжаешь дружить. Уже этого достаточно, чтобы я считал тебя своей подругой.
Упуская, что подруг не целуют, но решив, что она сама понимает насколько у нас сейчас шаткие отношения и к чему это приведет никому не ясно. А потому не стоит своими словами еще больше заставлять ее думать об этом. Но всему приходит конец, вот и наше короткое, но такое насыщенное свидание подошло к концу, а я, отстранившись, быстро поспешил к полкам с книгами. Куда и поставил две свои, не давая Гермионе даже их рассмотреть. Во избежания, к слову. Проделав тоже самое со своей книгой, она направилась на выход, а я шел рядом.
Без приключений добравшись до гостиной и тепло попрощавшись, пожелав спокойной ночи, мы расстались. Чтобы уже утром снова встретиться и отправиться на завтрак. Ничего нового во сне не было, как и утром, потому я даже не особо запомнил, разве что Рон все также демонстративно нас игнорировал, и это уже было не смешно. А наши одноклассники непонимающе смотрели то на него, то на меня, а иногда и на Гермиону. И главное — мы ничего с ней не могли сделать. Разве что. Но это бы поставило крест на всяких взаимоотношениях с ним, а я еще не определился, как к нему относиться и что делать. Но видя, как страдает Гермиона, начал действовать самым наглым образом. И первый шанс представился во время завтрака. И хотя он с нами не разговаривал, сел он все-таки недалеко и то, как он кушает, видели многие. И именно поэтому я и решил пройтись:
