— Герми, а вот ты не думала, что все то, что пишут в книгах, может быть неправдой?
Девочка она была умной, сразу поняла и попыталась защитить своего профессора:
— Гарри, ты опять, он великий маг, ему нет нужды врать!
Но, кажется, еще не поняла, как сама загнала себя в ловушку.
— Дамби и Снежок тоже великие маги и тоже книги писали, ты уверена, что правду?
— Они политики, вернее политик и змей, и все равно мне с трудом верится, что профессор Дамблдор врет.
— Но сейчас, фактически, ты это признала, так или иначе, а что если я скажу, что все то, что написал Локонс правда, только совершил эти подвиги не он.
Открыто заявил я, наконец, сворачивая в нужный проулок и замедляя ход. Девочка, остановившись, даже спросила:
— Ты сказал, что не он? А кто тогда?
— Придем в библиотеку, я покажу тебе статьи из газет, а затем некоторые его книги. Я да, как ты поняла, читал, и сами книги мне очень нравятся.
— Гарри! Объясни, я не понимаю!
Немного разозлившись, вернее наигранно нахмурившись, она посмотрела на меня, а я в очередной раз порадовавшись ее изменениям, сказал:
— Герми, я когда-нибудь ошибался, вспомни?
Коварный вопрос. Ведь не так давно она сама признавала, что я всегда прав. А тут я, пользуясь своим положением, заставляю принять свои слова. И она это прекрасно поняла, но, тем не менее, смогла понять даже больше.
— Но у тебя опять ведь есть доказательства?
Я мог бы просто попросить, настоять, но тогда это подорвало на краткий миг наши отношения, но вместо этого, я, действительно, расскажу. И отведя ее в сторону, приобнимая за талию, я тихо произнес:
— Герми, милая, я могу утверждать, что все его заслуги это не его, большинство точно. И в газетах, и в иных источниках, таких как свидетели и редкие книги, есть доказательства. Но главное, мне просто кажется, что, тем не менее, он не плохой, он просто желает славы, не более. Не злодей и не герой, такой же человек как все маги. И Снежок и Дамби ведь тоже авторы книг и Гриндевальд, но каждый из них будет писать о себе только хорошее. Приукрашивать, приуменьшать. Понимаешь?
Но Герми девочка уже тренированная, сколько ей я уже почву выбивал из-под ног. Так что она не упала, не разрыдалась, а улыбнувшись, тихо произнесла:
— Понимаю, прости, я…
«Прости?»
Надо же, она все быстрее учится смотреть трезво на вещи:
— Не за что извиняться, ты просто опять поверила образу. Все хорошо, моя родная.
И как легко давались эти слова. Такая милая девочка, такое яркое солнышко. И ничуть она не заучка, да была помешана на правилах, но лишь оттого, что так хотела защититься от этого несовершенного мира. А затем, неожиданно даже для себя, вместо того, чтобы обнять и поцеловать, весело сказал:
