— Солнце! Здесь может светить солнце! — Моника почувствовала легкое прикосновение, Иванна стояла позади нее. Не сдерживая эмоций, она развернулась и обняла старую женщину. Однако тут же испугалась своей наглости — Иванна была не из тех, кто ценил тесный контакт, но Монику просто захлестнула волна нежности. Оказывается, в ее жизни может светить солнце!
Женщина обняла ее в ответ. Моника не выдержала и разрыдалась.
— Солнце, Иванна, это солнце, — бормотала она, как Алиса, в очередной раз отыскавшая конфету и удивившаяся такой невероятной находке. — Солнце, здесь тоже может светить солнце!
Тело Иванны содрогнулось, и Моника услышала тонкий всхлип. Она отстранилась от женщины и увидела борозду, которую слеза оставила на толстом слое грима, нанесенного на лицо.
— Иванна, не плачь! — засуетилась Моника, она кинулась к тумбочке, чтобы достать салфетку и попытаться спасти свою работу.
Иванна подняла глаза к потолку, пытаясь отогнать слезы. Надо же, она все еще умеет плакать. И не над своей жизнью, а над простым солнечным светом. Удивительно.
Моника захлопотала над нею, пытаясь промокнуть слезы, чтобы не испортить макияж.
Иванна мягко отвела ее руку. Какое это все имеет значение? Никакого, по сравнению с обычным восходом солнца. Простым счастьем, которого они все были так долго лишены.
В семь часов утра Иванна уже стояла у служебных ворот тюрьмы. Именно отсюда выходили те узники, которых переводили в другое место. Точнее, отсюда должны были выходить, но в реальности этого никогда не случалось. Иван будет первым. Сегодня решительно день чудес. Из подслушанных в булочной разговоров она узнала, что его переводят. «Неисправимый, наверняка опять набедокурил», — даже с некоторой гордостью подумала Иванна, услышав новость. Она не была уверена, что сможет увидеть его — заключенного наверняка повезут в закрытой машине. Но он будет рядом и, возможно, увидит ее.
Однако все получилось лучше, чем она на-деялась даже в самых смелых мечтах. Ровно в 9.01 дверь отворилась, и он вышел.
Кажется, именно в этом костюме она представляла его в церкви на венчании. Черные брюки, которые до сих пор сидели на нем как влитые. Или нет, они даже были ему велики! Воистину, над богами время не властно.
Впалые щеки обострили до крайности все те черты, которые ее в нем всегда завораживали, — скулы, раскосые глаза. Правда, густые черные волосы обриты под ноль. Надо же, а ведь он так ими гордился, всегда подчеркивал, что у него в семье всех хоронили с шевелюрами и он тоже не станет исключением! Зато жгучие черные глаза все такие же. Прожигают дыру в сердце. Грязная белая рубаха и даже галстук-бабочка, съехавший набок. Его арестовали в этом наряде. Она это прекрасно помнила. Держала в памяти все эти детали просто потому, что так и не смогла разлюбить.
