— Пройди в гостиную, там есть мягкое кресло, можно телевизор посмотреть, а я сейчас вернусь.
— А где Давид?
— В своей комнате, я сказала, чтобы тебе не мешал. Не беспокойся, он послушный.
— Иди. — Виктор повел рукой в направлении выхода, жена кивнула и испарилась. Виктор поднялся и зашел в комнату, гордо именуемую гостиной.
Крошечное помещение с дощатым деревянным полом, посреди небольшой круглый лакированный столик на хромых ножках. Сверху покрыт желтой салфеткой, связанной крючком. Виктор мог поспорить, что та скрывает под собой царапину или трещину. В два шага он подошел к столику, поднял салфетку и самодовольно улыбнулся — трещина.
Старый мамин сервант, за стеклянными окнами которого гордо выставлена посуда — щербатая хрустальная конфетница и пять бокалов. Диана что-то там говорила, что они ей достались от бабушки. Неважно.
Виктор быстро заглянул на все полки — скукота. Документы, книги. Рецепты на лекарства она на полках не хранила, что хорошо. Хоть на это ума хватает.
Литографии на стенах поверх новых обоев с тем же нелепым геометрическим узором. Наверняка взяла самые дешевые. Немного косо поклеены, значит, лепила сама. Фотографии. Его, Виктора, и Давида. У мальчика такое же лицо, которое не помнит даже отражение в зеркале. Ни одной собственной фотографии Диана на стену не повесила.
Виктор подошел к окну и отодвинул накрахмаленную занавеску. Знакомый унылый пейзаж — городское кладбище. Его мать когда-то работала там смотрительницей, а он провел все детство среди могил и никогда не боялся мертвых, что сейчас в его работе очень помогало.
— Давид, поди сюда, — негромко позвал Виктор.
Мальчик бесшумно появился на пороге — значит, Виктор заметил правильно, дверь в комнату была немного приоткрыта, и сквозь тонкую щелочку мальчик слышал все, о чем говорят взрослые. Любопытство — источник знания. Ну что ж, неплохо. Может, из мальца и выйдет толк.
— Подойди, — потребовал Виктор. Давид на мгновение заколебался. Невысокий, тщедушный, невыразительный. Ничего примечательного.
— Что? Ты боишься мертвецов? — усмехнулся отец, стоявший возле окна, с которого открывался вид прямо на центральную аллею кладбища и нелепого ангела, торчавшего там, сколько Виктор себя помнил.
— Я… я не люблю, — выдавил из себя Давид. Общаться с отцом не хотелось.
— Подойди, — снова потребовал отец, и сын побоялся ослушаться. Виктор мысленно поставил ему «минус». Если бы пацан запротестовал или отказался выполнять его приказ, для него же было бы лучше.
