Затем, вернувшись в столовую, подошла к тяжелой дубовой двери, ведущей в ее вотчину. С трудом отворила ее и начала спускаться в подвальный этаж, где располагалось ее похоронное бюро.
Лестница была винтовой, сделанной из дуба. Стены вокруг — выкрашеными в теплый кремовый цвет и увешанными фотографиями. Настоящая галерея славы. Карл не разрешал держать эти фото в доме, даже порывался выбросить, но Моника отыскала их в мусоре и забрала себе. В бюро вешать не решилась, чтобы избежать никому не нужных вопросов. А вот в галерее — в самый раз. Карл никогда сюда не заходил — был суеверен до чертиков. А ей доставляло удовольствие разглядывать старые фотографии снова и снова, погружаясь в счастливое прошлое хотя бы на несколько быстротечных мгновений.
Помимо фотографий, стены украшали разнообразные грамоты и награды. Моника замедлила шаг, в очередной раз любуясь семнадцатью золотыми медалями, четырнадцатью серебряными и тремя бронзовыми — чемпионаты страны, континента, мира. Вот три, самые заветные, — женщины с крыльями, над которыми тесно переплелись пять колец. Олимпийское «золото».
Были здесь и те самые статьи в рамках — «Олимпийский чемпион спас беременную жену и еще двенадцать человек из рухнувшего в горную реку автобуса». «Абсолютный чемпион мира по плаванию попал в больницу, врачи дают оптимистичные прогнозы». «Папа Карло объявил о завершении карьеры».
Это была последняя статья перед металлической дверью в офис. Набрав код, Моника отворила ее. Офис Моники не имел ничего общего с ее домом. Здесь она даже не пыталась создать видимость уюта. Окна были оголены и тщательно вымыты. Сквозь них слабым потоком вливался тусклый грязный свет одинокого фонаря. Голые стены, бетонный пол. Под потолком металлические балки. Все серое, безжизненное.
Двести метров стерильного пространства с окнами по всему периметру. Они всегда были приоткрыты, несмотря на время года. Вот и сейчас сквозь них в мастерскую вливалась спасительная влага, свежесть и запах жизни, который не смог задушить даже намертво въевшийся в стены помещения аромат.
Намертво. Какая ирония.
Моника достала из корзинки бокалы и бутылку и поставила их на маленький металлический столик возле входа. Затем не торопясь расстегнула четыре верхние пуговицы платья, так, чтобы сквозь открывшийся вырез кокетливо выглядывало нежно-розовое кружево нижней рубашки.
Она медленно и осторожно достала из тугой прически шпильки. Тяжелые волосы рухнули на спину. Моника тихонько застонала. Разливаясь по плечами, волосы выпрямляли корни, вызывая прилив крови к голове и принося удовольствие.
