-- Объ одномъ только прошу,-- шепталъ онъ, блѣдный какъ смерть, стуча зубами:-- оставьте меня, не говорите со мной!
-- Нѣтъ, отчего же не говорить!-- отвѣчала Лидія Андреевна, пристально и зло глядя ему прямо въ глаза:-- я вовсе не хочу, чтобы гувернантка и прислуга на насъ пальцами показывали. Надо соблюдать приличія -- это мое единственное условіе.. Кажется, я немногаго требую!
Наконецъ, она уѣхала.
Когда Алина, вернувшись изъ монастыря, увидѣла Аникѣева, она его не узнала. Онъ имѣлъ видъ не только совсѣмъ больного человѣка, но и помѣшаннаго.
Теперь ужъ никакая сила не могла ихъ оторвать другъ отъ друга. Бѣдная мать Алины все видѣла, все понимала и, прежде всего, понимала свое безсиліе. Что могла она? Въ ихъ любви, вмѣстѣ съ опьяненіемъ и блаженствомъ, было столько муки! Значитъ, больной матери оставалось только окончательно истерзать единственную любимую дочь своими жалобами, безплодными совѣтами и слезами.
Къ тому же она сама не въ силахъ была смотрѣть на Аникѣева, какъ смотрѣла бы на всякаго другого въ такихъ обстоятельствахъ; она сама поддалась его обаянію, почувствовала его неотразимость для такей дѣвушки, какъ Алина.
Безсонными ночами, запершись въ своей укромной спаленкѣ, эта несчастная мать задавала себѣ все одинъ и тотъ же вопросъ: «что-жъ теперь будетъ?». Отвѣта не было, не могло быть. Она плакала, плакала неслышными, горькими, материнскими слезами, кашляла, дрогла въ чахоточной лихорадкѣ, слабѣла съ каждымъ днемъ и прислушивалась къ приближенію смерти...
Какъ непрерывная, волшебная мелодія протекали для Аникѣева съ Алиной деревенскіе дни и ночи. Ненасытная страсть, поэзія, музыка, пѣніе, недоговоренныя мысли, смѣняющія одна другую причудливыя мечты... Незамѣтно надвигавшаяся теплая, душистая, грустно ласкающая осень...
Однако, и осень эта стала холодной и дождливой. Старый паркъ умиралъ, и жутко становилось въ его облетѣвшихъ, влажныхъ, покрытыхъ сухою листвой, аллеяхъ...
Хлѣбъ былъ проданъ, и даже очень выгодно. Лидія Андреевна настоятельно требовала, чтобы Аникѣевъ непремѣнно самъ привезъ деньги въ Петербургъ. Она грозила, въ случаѣ отказа, своимъ появленіемъ. Это было не особенно страшно: Аникѣевъ зналъ, что поздней осенью она въ деревню не поѣдетъ ни за что въ мірѣ. Но, дѣйствительно, неотложныя дѣла требовали его присутствія въ Петербургѣ -- главное же онъ рѣшилъ снова, и на этотъ разъ окончательно, требовать отъ жены развода. Вѣдь, не могъ же онъ такъ оставлять Алину.
