Великая разруха Московского государства, 1598–1612 гг. | страница 4
Протекло цѣлыхъ семь лѣтъ, и время уже стало стирать изъ памяти народа углицкое дѣло, но смерть Царя Ѳеодора заставила снова народную молву заговорить, что убійство царевича Дмитрія было совершено по порученію Бориса Годунова. Слухъ этотъ, записанный иностранцами, передавался затѣмъ, какъ неопровержимый фактъ, лѣтописцами, и въ ихъ разсказахъ нѣтъ противорѣчій, каковыми полно слѣдственное дѣло углицкой комиссіи. Дѣйствительно, нельзя предположить, чтобы это убійство было совершено чьей-либо услужливой рукой, которая желала совершить угодное Борису, предугадывая его помыслы, для обезпеченія положенія своей партіи, бывшей въ клевретахъ Годунова.
Въ сказаніи, вошедшемъ въ общій лѣтописный сводъ, разсказывается, что Борисъ сначала пробовалъ отравить Дмитрія, но Богъ не допустилъ яду подѣйствовать; тогда онъ сталъ искать чрезъ пріятеля своего Клешнина, всѣмъ обязаннаго Борису, людей, которые согласились бы убить царевича. Это сдѣлать предложили Чепчугову и Загряжскому, но они отказались; согласился одинъ Битяговскій. Самое убійство произошло такъ: когда сообщница Битяговскаго, мамка Волохова, вывела царевича гулять на крыльцо, убійца Волоховъ подошелъ къ нему и спросилъ: «Это у тебя, государь, новое ожерельице?» — «Нѣтъ, старое», отвѣтилъ ребенокъ и, чтобы показать ожерелье, поднялъ голову. Въ этотъ моментъ Волоховъ полоснулъ ножомъ по горлу царевича, но «не захватилъ ему гортани». Кормилица Жданова, находившаяся тутъ, бросилась защитить ребенка, но Битяговскій и Качаловъ ее избили, а затѣмъ зарѣзали ребенка.
>>Рис.: Василій Шуйскій.
Историки Щербатовъ и Карамзинъ стоятъ на сторонѣ сказаниій, но послѣ смерти Царя Ѳеодора подозрительная народная молва обвиняла еще Бориса въ отравленіи Царя Ѳеодора и его дочери Ѳеодосіи. Но для виновности Бориса 1) необходимо доказать въ дѣлѣ убійства Дмитрія невозможность самоубійства, стало-быть, подложность слѣдственнаго дѣла; 2) если бы даже была доказана невозможность самоубійства, то надо доказать, что убійство было своевременно, т.-е. въ 1591 г. было возможно предвидѣть бездѣтную смерть Ѳеодора и связывать съ нею расчеты, и 3) если такіе расчеты и были возможны, то одинъ ли Годуновъ могъ ихъ тогда имѣть? «До тѣхъ поръ, пока эти вопросы не будутъ разрѣшены справедливо, — замѣчаетъ С. Ѳ. Платоновъ, — Борисъ является не обвиняемымъ, а лишь подозрѣваемымъ: противъ него мало уликъ и вмѣстѣ съ тѣмъ есть обстоятельства, говорящія въ пользу этой умной и симпатичной личности».
