— Разве она не заслужила этого?
«Ее заботила только собственная работа, ее так называемое творчество, она совершенно не уделяла внимания карьере мужа, равно как и общине, в которой они жили. Она никогда не принимала участия ни в одной благотворительной акции». Сэнди Лодж-Арчер присовокупила собственный комментарий: «Разумеется, все мы помним слова Грейс о том, что «ради настоящей фотографии можно пожертвовать дюжиной старушек». И мы видим, как на протяжении многих лет она цинично превыше всего ставит свою карьеру. Кульминацией ее стала серия исключительно конъюнктурных снимков, которые принесли ей престижную премию Юнибанка и одновременно навлекли на нее проклятие Церкви и нашей газеты». Грейс глубоко вздохнула и досчитала до десяти, глядя в эркерное окно на грязный луг внизу.
— По крайней мере, она не испытывает ко мне жалости, — пробормотала она. — Нет, правда, все не так уж плохо. — Она вновь взяла газету в руки, чтобы дочитать последний абзац. «Одинокая затворница, карьера и личная жизнь которой пошли прахом, Грейс Шилд дорого заплатила за свои ошибки».
Грейс обхватила голову руками. Она не подняла взгляд, даже когда почувствовала, что у нее отбирают газету. «Я не буду плакать, — повторяла она про себя. — Я не из тех, кто дает волю слезам». В любом случае, она не хотела давать миссис Шилд лишний повод волноваться, что могло плохо сказаться на ее здоровье.
— Не обращай внимания, дорогая. — Голос миссис Шилд звучал непривычно тихо и мягко. — В самом деле, все это не стоит выеденного яйца. Людям свойственно высказывать самые невероятные вещи, которых они на самом деле не имеют в виду, если видят, что их слушают. Я всегда считала, что журналисты обладают неким высшим даром — умением слушать с таким видом, будто им не все равно, о чем идет речь.
Грейс подняла голову. Она улыбалась, но в ее глазах затаилась безнадежность, а плечи безвольно поникли.
— Я знаю. И мне на самом деле плевать, что думают обо мне остальные. Или кажется, что плевать. Прислушивайся к мнению посторонних, и ты никогда не станешь сама собой, а превратишься во флюгер, реагирующий на то, куда дует ветер. Я не выношу жалости и не могу не думать о том… знаешь, Эви, наверное, ты права… я не могу не думать о том, что в их рассуждениях есть рациональное зерно.
— Но, Грейс, ты всегда казалась такой уверенной… во всем.
— То, что я не расхаживаю с табличкой на груди «Практичные стервы тоже могут сомневаться», вовсе не означает, что меня никогда не одолевают сомнения. И я даже не лишена чувств. В конце концов, что я такое: чистая стена, ожидающая, пока на ней намалюют граффити?
