Град Петра | страница 8
До чего не хватает старших! Ох, как нужны они! Вот фельдмаршал. Грудь у него в золотых разводьях, а царь перед ним стоит в кафтанце капитанском с увядшим позументом по воротнику, по манжетам. Без позволенья не сядет. Недоумкам страшно... А всё для того же! Чтобы действовали отмеченные званиями, чтобы прилагали разум собственный, без указки постоянной.
Вошёл Меншиков[12]. Поклонился, стрельнул в Шереметева настырными глазами, тронул царя за рукав.
— Мин каптейн!
Пётр обернулся, кивнул. Должно, условились о чём-то. Фельдмаршал поглядел вослед. На государя, шагавшего уверенно, не оглядываясь, и на камрата его, который едва поспевал и торопливо, раздражающе приплясывал.
Смеются... Небось над ним, Шереметевым... Или почудился смех? Ушли оба, а боярина всё ещё дразнят выпученные, глумливые глаза Меншикова, друга поневоле. Колючки его рыжеватых усов... Должно, выщипывает их и ерошит, бесстыдно подражая царю.
Пробудились, распелись в предрассветном тумане трубы. Солдаты строились, проклиная короткую ночь, подгоняемые командирским кулаком, командирской плёткой. Хлынули из ворот Шлиссельбурга, из лагерей окрест. Одни — к чёрному провалу Невы, другие — на шлях, вонзённый в торфяники, в сырые леса, где под навесом хвои ещё белеют барханы снега.
Синие мундиры семёновцев, зелёные — преображенцев и прочей пехоты, пестрота знамён, бунчуков, лент, надетых на пики, — буйно расцвела унылая глухомань. Огласилась криками, стонами, лязгом повозок и свистом кнута.
Одежда отглажена, сапоги начищены, пряжки на башмаках блестят, но ненадолго сия воинская красота. Гаснет, окунувшись в распутицу. И как уберечься! Вязнут солдаты, навьюченные снаряженьем, да трёт плечи лямка, выматывает силы девятипудовая полковая пушка. Застряла она — лезь в лужу, не бойся студёного купанья!
Там, навалившись гурьбой, вызволяют из колдобины орудие калибром крупнее, помогают четвёрке, хватаясь за толстые спицы, окованные железом, за скользкий ствол. В кровь обдирают руки. Хлещут гривастых нещадно. Пала животина — впрягай запасную, а нет её — сам становись в упряжку. Солдат крепче, солдат выдержит...
К трупу коня живо сбежались татары, срезали мясо — остов один на обочине, подарок воронам. Вскочили на коней — и дальше вскачь, обгоняя пехоту. Офицеров не слушают, прут ватагой, знают только своих волоков да Шереметева — он сам привёл татар и казаков из Новгорода, с зимовки.
Драгун ведёт подполковник Ренне, щуплый, голосистый саксонец — за версту слышен. Сии конники силятся держать строй. У каждого длинный клинок, способный колоть и рубить, а сверх того ружьё.