— Поражаюсь, — сказал Ламбер, — как вы тратить порох. Никакой экономия.
— Праздник, — отвечали ему.
— Нет... Неглижанс... Это есть без забота. У нас во Франция...
Дослушать было некогда — начиналось благодарение. Двор крепости от мёртвых тел, от ядер и всякого лома очищен, воинство выстроено в каре. Генералы в седых париках, с регалиями, в парадных кафтанах с золотом. Однако вскоре то сияние угасло — епанчи пришлось от непогоды запахнуть.
На плацу дымно. Ещё не догорел пороховой склад, взорванный бомбой.
Ламбер от русской мессы в восторге. Подавшись к Меншикову, шепчет в ухо:
— Шарман, шарман...
Что за шарм! Поп и певчие кашляют от дыма, норовят скорее окончить.
Для Петра молебствие длится нескончаемо. Прервал осмотр взятой фортеции, сажа с рук не отмыта, кафтан запылён. Охотнее прославил бы викторию с кесарем Ромодановским, с Зотовым[22] — потешным патриархом. По-своему пропели бы обедню... Нельзя, — соблазн для солдат, для простого люда. Его величество православное здесь у всех на виду.
Одно омрачило Петра. Царевич Алексей, сообщили ему утром, победе не рад, стремится прочь из войска. Царь тотчас вызвал сына, спросил, правда ли это.
— Правда, — ответил отрок, опустив глаза. — Почто люди убивают друг друга?
— Ещё что?
Сбычился Алексей.
— Ничего...
— Врёшь ведь. Недоговариваешь.
Глаза матери, лопухинской проклятой фамилии... Сын молчал. Терпенье изменило Петру.
— Никуда не отпущу. Самовольничать станешь... с дезертиром что делают, знаешь?
— Знаю.
— Не погляжу, сын ты мне или кто...
Сейчас, на молебствии, посмотрел в сторону Алексея и отвернулся раздражённо. Позорище! Напрасно зачислил Алексея в свою бомбардирскую роту. И это сержант! Мундир на нём словно балахон. Слабо следит Гюйсен. Не токмо науки надо вложить.
Надзор за воспитанием наследника — на Меншикове. Отстояв молебен, пропев с хором последние слова хвалы всевышнему, царь удержал камрата.
— Пошли Алексея шведов стеречь. Авось постыдится перед чужими, неряха.
От встречи с сыном уклонился. Пуще испортит праздник. И времени нет.
Шведы выведены за палисад, на предполье, где воздвигают шалаши — временное жильё. По условиям акорта, сиречь капитуляции, уйдут в, Выборг при оружии, с распущенными знамёнами, с барабанным боем и с пулями во рту — знак безгласной покорности. Однако не прежде, чем будет принято трофейное добро. Управиться с канителью надобно не мешкая, дабы пленных наискорейше выпроводить.
