Он не язвил, не пытался меня обидеть. Скрыто горевал, что ли, как горюет о чем-то далеком человек, глядящий на заживший шрам. Физической боли нет, а душевная осталась.
– Послушай, но это ведь еще может измениться? Есть я, есть Яна… Значит, могут найтись и другие.
– Могут. И я этому рад. Очень. Но мы ведь сейчас не о том…
Точно. О лысой башке – Карне.
– Зачем она явилась на Уровни, Дрейк?
– Я не знаю – вот в чем вопрос. Вероятно, что-то пошло совсем уж не так. Возможно, разрушилось полностью.
– И она решила связаться с тобой? Поговорить по душам, попросить о помощи? – я язвила, но не могла сдержаться. – А, главное, начала она с места в карьер – с шантажа. А когда не вышло, решила чуть-чуть изменить прошлое.
Великий и Ужасный откинулся на спинку стула, посмотрел в небо. Сделался вновь непроницаемым, как и всегда.
– Ей не сойдет это с рук, поверь мне.
– Она как будто мстит тебе за что-то… Может, за то, что вы тогда ушли и оставили их жить в разрушающемся мире?
– С огромной вероятностью мы помогли тому миру сохраниться. А все остальное – ее осознанный выбор.
Мало ли чей иногда бывает выбор? Женщины, которые кричат своим возлюбленным: «Уходи и не возвращайся!» – зачастую упрекают своих экс-бойфрендов за то, что те восприняли просьбу серьезно и смылись с горизонта. Потому что женщины – это всегда женщины. А лысая Карна при всем своем могуществе еще и дура.
– Послушай, она не зря гоняется за спермой наших ребят…
От этой фразы Дрейк сделался Дрейком – стальной улыбающейся акулой с тройным рядом зубов. В общем, собой.
– Гоняется или нет, она ее не получит.
– Получит, если мы снова не поменяем прошлое…
– Нет, Ди. Не получит – я тебе обещаю. Но однозначно получит за все, что натворила, ибо тот, кто с мечом к нам приходит…
«…тот от меча и погибнет», – не договорив вслух, улыбнулся Начальник, поднялся с плетеного стула, потянулся и качнул головой на темные стекла гостиной.
– Пойдем, любовь моя. Я немного устал. И мне бы не помешал массаж, а тебе парочка ласковых поцелуев.
И в глазах его я прочитала свою же фразу «Война – войной, а обед…»
Протянутую руку я приняла с улыбкой.
(Ludovico Einaudi – Primavera)
Я никогда не думала, что библиотека может быть такой – старинной, великолепной, поражающей взгляд всем, каждой деталью. Потертым диковинным паркетом, витыми, поддерживающими балконы второго этажа колоннами, изумительными фресками на сводчатом потолке. Из высоких стрельчатых окон, высвечивая абрис стоящей по центру высокой скульптуры, лился в зал золотой солнечный свет.
