Он говорил очень громко, и сложилось впечатление, что он уже говорил мне про эту операцию. Убедившись, что я понял, насколько серьезно мое положение, он приступил к делу, и я остался наедине со своими мыслями.
Опасная инфекция… Уничтожить инфекцию… Морально я был готов к операции, но она все равно выглядела пугающе. Губительная реакция иммунитета на инфекцию — возможный сепсис — тоже пугала меня. Иногда инфекция заносится грязной булавкой, иногда бывают случаи посерьезнее. Часто сепсис возникает у пациентов при разрыве аппендикса. В этом случае аппендикс лопается, и его содержимое выливается в брюшную полость и заражает ее патогенными микроорганизмами, которые подавляют защитную реакцию иммунитета. Мой случай представлял собой нечто среднее между уколом булавкой и лопнувшим аппендиксом. Картина была безрадостной — в брюшной полости распространилась инфекция, а в области паха скопился гной.
Я знал про такие случаи. В Калифорнии, в больнице Сан-Хоакина я входил в бригаду хирургов, которая несколько часов выскабливала инфицированные ткани и гной из брюшной полости пациента с разорванным аппендиксом. Как рассказывал впоследствии один из моих коллег, он чувствовал себя ассенизатором в выгребной яме. Тогда мы весело расхохотались, живо представив эту картинку, но сейчас мне было совсем не до смеха, ведь теперь я сам лежал на операционном столе.
Я снова погрузился в туман, вспоминая подробности этой «грязной» операции.
И проснулся только в операционной.
Я увидел спины врачей и медсестер. Врачи заполняли карты, медсестры раскладывали хирургические инструменты — они активно готовились к предстоящей операции. Неужели они забыли о моем существовании? Я вспомнил, как один из моих пациентов отреагировал на точно такую же картину. Он поднял голову со стола и крикнул: «Эй, ребята, я здесь!»
Я медленно обвел взглядом комнату и увидел анестезиолога. Хотел бы я с ним поменяться местами! Мой коллега был погружен в свои инструменты и бумаги. Он писал, что я получил правильную дозу анестезии. Я смотрел на него с минуту, которая показалась вечностью, и вдруг он повернулся ко мне.
«Я тоже анестезиолог», — сказал я.
«Я понял», — ответил он.
«Чем вы меня угостите на этот раз?» — спросил я.
«Тем же, что и всех остальных», — ответил он.
Я сообразил, что он имеет в виду пропофол. Этот анальгетик предпочитают чаще всего, потому что он погружает пациента в глубокий сон. Этот гипнотик короткого действия получил шуточное название «молоко амнезии», причем не только за свой молочный цвет в готовой инъекционной форме, но и потому, что вызывает состояние, когда человек ничего не помнит о том, что происходило во время операции. Поскольку пропофол не является обезболивающим, его мешают с фентанилом — мощным анальгетиком, и тот заглушает мучительную боль, которой сопровождается эта «грязная» операция.
