Неожиданно она улыбнулась.
— Не настолько, чтобы отпускать вас одного, Джонни Брансон.
Сложив руки, он подвел итог:
— Тогда мы поедем оба, потому что я не отпущу вас одну.
— Какой же вы твердолобый, Джонни Брансон.
— Не больше вашего, Кейти Гилнок.
И они, тряхнув головами, улыбнулись своему обоюдному упрямству.
* * *
Ночью Кейт пробудилась ото сна, напугавшего ее сильнее обычного.
Ей приснилось, будто она делит ложе с Джонни Брансоном. И что ей при этом не страшно.
В замешательстве она лежала без сна и смотрела в потолок, слушая тихое посапывание Бесси под боком. Сначала ей приснилось чувство покоя, потом нежный поцелуй, а потом… нечто большее.
Она сама захотела большего.
То был не сон. Скорее предчувствие того, что будет, если она уступит ему. Во сне его руки трогали ее груди, ее кожу, лаская, поглаживая, возбуждая ее, пока она не унеслась ввысь, одержимая каким-то необузданным духом…
А после она проснулась. Испуганная, с бешено колотившимся сердцем.
Лежа на спине, она пыталась утихомирить дыхание.
Она избегала мыслей о браке, но знала, что рано или поздно ей придется выйти замуж. Она будет жить у Брансонов, помогая по хозяйству и на конюшне, пока глава клана не женится. Пока она в состоянии тренировать собак и заниматься лошадьми, у нее будет пища и кров. У нее будет жизнь.
Ее ничего не стоящая жизнь.
После набега она на долгие месяцы погрузилась в оцепенение. Еда утратила вкус. Солнце, луна, музыка — все перестало ее интересовать. Одежда мешком повисла на теле, а весь мир окрасился в серый цвет.
Она не знала, сколько времени так прожила, но однажды услышала пение птицы. Ощутила дуновение ветра. Научилась радоваться мелочам. Благодарной ласке собачьего языка на ладони. Восходу солнца после свободной от кошмаров или набегов ночи. Жару очага в декабре. Она довольствовалась малым и не желала ничего большего.
До этого момента.
Она почти ничего не знала об отношениях между мужчиной и женщиной. Ее отец рано овдовел, поэтому ей не довелось наблюдать украденные тайком поцелуи или слышать звуки соития за стеной соседних покоев. Она убедила себя, что всего этого в ее жизни нет и не будет, пока ее тело остается настороже, а рука держит меч.
Но приезд Джона все изменил.
Он был человеком, привыкшим легко срывать поцелуи с уст готовых на все женщин. Он не подозревал, что ее нельзя трогать. Одним своим присутствием он будил в ней желания, более опасные, чем желания тела. Желание жить с мужчиной в любви и согласии. Трудиться бок о бок, делить с ним ложе, вынашивать в утробе его детей. Все то, о чем она запрещала себе мечтать.
