Настоятельница подумала, что ослышалась — настолько возмутительным образом была высказана эта просьба. Никаких «пожалуйста», никаких «умоляю». Только настойчивость во взгляде пронзительных синих глаз, и ничего больше.
— Что ты сказала, Доминика?
— Я хочу совершить паломничество, а по возвращении стать послушницей.
— Ты хочешь вступить в орден? — Она позволила девчонке жить и расти в месте, для нее не предназначенном, и вот чем обернулась ее доброта. Надо было отдать подкидыша жене угольщика, покуда была такая возможность. — Но у тебя нет приданого.
— Оно и не нужно, — назидательно ответила та. — Достаточно искренней веры.
Настоятельница промолчала, считая ниже своего достоинства доказывать этой сироте, что голой верой сыт не будешь. Чтобы одеть и прокормить двадцать женщин, требуется нечто более основательное.
— Ты не можешь принять постриг.
— Почему? — Девушка вздернула подбородок. Ужели она вообразила себя вправе оспаривать ее мнение? — У меня получается копировать манускрипты ничуть не хуже, чем у сестры Марии.
Напомнив себе, что Господь учил терпению, настоятельница попыталась смягчить тон.
— Доминика, почему ты решила, что это твое призвание?
Синие глаза девушки вспыхнули с одержимостью святой… или сумасшедшей.
— Господь сам сказал мне об этом.
— Господь не разговаривает с брошенными подкидышами. — Настоятельница набожно сцепила пальцы — так сильно, что они побелели. Она сама во всем виновата. Она сама позволила девчонке сидеть с ними за одним столом и внимать священным текстам, и вот результат — теперь она вообразила, будто понимает Божью волю. — Он обращается только к тем, кто служит Ему во храме, и лично мне Господь ничего не говорил о том, что ты должна вступить в орден.
— Матушка, но вы же знаете, я создана для того, чтобы нести слово Его. — Она подошла поближе и понизила голос. — Я хочу перевести Священное Писание на обычный язык, чтобы простые люди лучше его понимали.
Настоятельница прижала пальцы к губам. Ересь. Под ее крышей завелась еретичка. Если Редингтоны узнают, не видать ей больше от них ни фартинга. Впору пожалеть о том, что она позволила девчонке выучиться читать и писать.
— Я точно знаю, мое место здесь, — продолжала тем временем девушка. — И вы тоже убедитесь в этом, когда я доберусь до усыпальницы, и Господь даст мне знак. — Лицо Доминики вспыхнуло столь истовой верой, какую настоятельница много лет не наблюдала в других и не испытывала сама. — Сестра Мария будет моей свидетельницей.
