поэтому у послушника, владеющего лишь "лечением царапин 1 уровня" не получится поставить на ноги человека с распоротым животом.
Титулы:
лорд - это не титул, это собирательное название всех феодалов. Обращение "милорд" к наместнику Калтонхолла неправильное, он не имеет феодального титула, это лишь дань уважения семье Аддерли. Официально - "господин наместник".
"княже" - никаких князей в Эрафии давно нет. Само слово как титул более не употребляется, но его звательный падеж прижился у простолюдинов для неформального обращения ко всем, кто значительно выше них по положению. Самими титулованными особами такое обращение зачастую считается оскорблением.
Уже двадцать три дня Реджинальд сидел в подземной камере городской тюрьмы Калтонхолла. Крохотная каморка за окованной железом дверью с копной прелой соломы в одном углу и вонючей парашей в другом стала его последним узилищем в этой жизни. Его казнят, как только объявится доверенный Кендалла - в этом он не сомневался. Побег со службы, убийство верного короне человека, измена - хватит на смертный приговор с лихвой. Бывший сотник гадал только об одном - почему так медлят. Он даже порывался справиться об этом у стерегущих тюрьму стражников и харчевников, что трижды в день отворяли дверь его темницы, но ответа не получил.
- Аль вы сами не люди, окаянные? Убудет от вас, что ль, сказать, до коле мне тут томиться смерти ждамши? - вопрошал он.
- А нам почем знать? Натворил делов - так сиди теперича, авось образумишься мальца пред тем, как на Небе ответ держать.
-Да провались ты в преисподнюю!
Обида терзала разведчика - жалел он, что глупо попался на городских воротах, не подумал, как скоро Кендалл оповестит о нем ближайшие города. Обойди он через перевал, а не трактом напрямую, гулял бы сейчас на вольных хлебах - и поминай, как звали. Смерти же он не страшился, достаточно повидал косую на полях ратных, чтоб горевать о судьбе своей сейчас. Однако ж ожидание в безвестности его подтачивало, и хоть он и спокоен был, дни проводил в думах тяжких, подолгу глядя в темноту клетки.
Вот и сегодня он сидел на соломе, привалившись к стене, когда его обострившийся во мраке слух уловил чужие шаги, спускающиеся в подземелье. Не топот грубых солдатских сапог, но мягкий шорох дорогой обувки. Достигнув коридора с камерами, неведомые шаги стихли возле караулившего его стражника, и послышались голоса.
- Милорд, я не могу... - хрипло начал страж, но его оборвал мягкий, знакомый сотнику голос сына наместника Калтонхолла:
