Они вновь послушно возникают в его памяти. Каждый образ, приходя в движение, пробуждает к жизни соседний, толпа их все прибывает, растет. Так вспугнутые куропатки рассыплются и сидят целый день поодиночке, а вечером, укрывшись от опасности, кричат и сзывают друг друга по колеям.
Он скользит по пруду, как белые салазки, от облачка к облачку. Он изголодался по перистым облакам, которые родятся на его глазах, движутся и исчезают в воде. Ему хочется облака. Он нацеливается клювом и вдруг погружает в воду свою шею, одетую в снега.
Потом шея его появляется из воды, как женская рука из рукава.
Ничего.
Он оглядывается: испуганные облака исчезли.
Он озадачен, но только на одну минуту, потому что облака тут же возвращаются, и вот там, где замирает дрожание воды, уже возникает новое облачко. Потихоньку лебедь подплывает на своей пуховой подушке и приближается к нему…
Он утомлен погоней за неверными отблесками, и, быть может, он умрет, жертва иллюзий, так и не поймав ни кусочка облака.
…Но нет!
Каждый раз, когда он погружает голову в воду, он копается в тине и вытаскивает червяка.
И, как гусь, жиреет.
Наступает час, когда, устав от беготни, сверчок-работяга возвращается с прогулки и заботливо наводит порядок у себя в доме.
Прежде всего он расчищает узкие дорожки, проложенные в песке.
Он подпиливает корень высокой травинки, которая его раздражает. Собирает опилки и сметает их с порога своего жилья.
Он отдыхает.
Затем он заводит свои крошечные часики.
Заводит бесконечно. Уж не испортились ли они? Потом он отдыхает немножко.
Он входит к себе и запирает за собой дверь.
Он долго поворачивает ключ в хрупком замке. И прислушивается.
Вокруг все спокойно.
Но он не считает себя в полной безопасности.
И, как будто по скрежещущей цепочке, он спускается глубоко в землю.
Ничего больше не слышно.
В умолкшей деревне тополя вытягиваются в воздухе, как пальцы, и показывают на луну.
Едва я вступил на лесную просеку, как на другом краю появился он.
Сначала мне показалось, что идет какое-то страшное существо и несет горшок цветов.
Потом я различил маленькое карликовое деревцо с разросшимися ветвями и без листьев.
Наконец показался весь олень, и мы оба остановились.
Я сказал ему:
— Подойди ко мне, не бойся. Ружье у меня так, для виду, чтобы не отставать от серьезных людей. Я никогда им не пользуюсь и пули оставляю в ящике.
Олень слушал и обнюхивал каждое мое слово. Когда я замолчал, он больше не колебался: ноги его задвигались, как стебли, которые сплетает и расплетает дыхание ветра. Он удирал.
