«Что, если страдание не заканчивается со смертью? Откуда нам знать? Что, если оно не утихает? Что, если смерть – не выход? Что, если личинки продолжают питаться, питаться, питаться, и их по-прежнему чувствуешь?»
Я завожу руки за спину и смотрю на него. Что-то закрывает его голову и лицо. Он по-прежнему в желтых резиновых перчатках. Я хочу отвернуться, закрыть глаза.
Он делает шаг ко мне. Подходит близко. Так близко, что, если я вытяну руку, я дотронусь до него. Слышу его дыхание под маской. Чувствую его запах. Я знаю, чего он хочет. Он готов. Готов к концу.
«Критическое равновесие необходимо для всего… Я показал бы тебе инкубаторы, в которых поддерживается постоянная температура, – там мы выращиваем культуры дрожжей и кишечной палочки в больших количествах, больше двадцати литров. Эти культуры были созданы с применением генной инженерии, чтобы сверхэкспрессировать нужный нам белок…»
Когда мы решаем приблизить конец, мы создаем новое начало.
«…доказательством существования темной материи стало ее гравитационное влияние на другие объекты, в том числе на траектории движения звезд и галактик».
Он приподнимает с подбородка и рта низ маски. Я вижу щетину у него на подбородке, его обветренные, потрескавшиеся губы. Кладу руку ему на плечо. Надо сосредоточиться, чтобы рука не дрожала. Теперь мы все вместе. Все мы.
«Один день на Венере – все равно что сто пятьдесят земных дней… Венера – самое яркое небесное тело».
Он вкладывает мне в руку металлическую вешалку из стенного шкафа.
– Я думаю, как все закончить, – говорит он.
Я распрямляю вешалку и сгибаю пополам, чтобы оба острых конца смотрели в одну сторону.
– Прости за все, – говорю я. Наверное, мне жаль.
– Ты можешь… Сейчас ты можешь мне помочь.
Он прав. Я должен. Мы должны помочь. Поэтому мы здесь. Замахиваюсь правой рукой и с силой вонзаю. Дважды: вонзаю и вынимаю.
Еще раз. Вонзить. Вытащить. С силой втыкаю концы в шею, вверх, под подбородок.
А потом я падаю на бок. Больше крови. Что-то – слюна, кровь, – пузырясь, выходит изо рта. Много мелких проколов. Больно, очень больно, но мы ничего не чувствуем.
Теперь, когда дело сделано, мне жаль.
Смотрю на руки. Одна дрожит. Пытаюсь поддержать ее другой рукой. Не получается. Скрючившись, падаю в стенной шкаф. Теперь я один, снова один. Я. Только я. Джейк. Снова один.
Я решил. Я должен был. Хватит думать. Я ответил на вопрос.
– И вот еще о чем я хотел спросить: записка.
– Что?
– Записка. Рядом с телом. Мне сказали, там была записка.
