– Людвиг, – сказал Вальтер, – мы все ненавидим большевиков. Но нацисты могут оказаться еще хуже!
– Я согласен рискнуть, – сказал Франк.
Граф фон дер Хельбард сказал:
– Пожалуй, нам пора в обеденный зал, ведь после ланча у меня назначена встреча. Прошу нас простить.
И они ушли.
– Только это от них и слышишь! – гневно воскликнул Вальтер. – Большевики! Как будто это единственная альтернатива нацистам! Просто плакать хочется.
Появился Генрих с пожилым мужчиной, который явно был его отцом: у них были одинаковые густые темные волосы, разделенные пробором, только у Готфрида волосы были короче и с сединой. И хотя черты лица у них были похожи, но Готфрид выглядел как суетливый бюрократ в старомодном воротнике, а Генрих напоминал скорее поэта-романтика, чем помощника политика.
Вчетвером они вошли в обеденный зал. Вальтер не стал терять времени. Как только они сделали заказ, он сказал:
– Готфрид, я не понимаю, чего надеется достичь ваша партия, поддерживая «Акт о полномочиях».
Фон Кессель говорил так же прямо.
– Мы – католическая партия, и наша главная задача – защитить положение церкви в Германии. Голосуя за нас, люди ожидают именно этого.
Ллойд неодобрительно нахмурился. Его мать была членом парламента, и она всегда говорила, что ее долг – служить и тем, кто не голосовал за нее, в той же степени, что и тем, кто голосовал.
Вальтер выдвинул другой аргумент.
– Лучшая защита для любой нашей церкви – демократический парламент, а вы готовы от него отказаться!
– Вальтер, проснитесь! – запальчиво воскликнул Готфрид. – Гитлер победил на выборах. Он пришел к власти. В обозримом будущем именно он будет править Германией, что бы мы ни делали. Мы должны защитить себя.
– Его обещания ничего не стоят.
– Мы потребовали особых гарантий в письменной форме: что католическая церковь будет независимой от государства, что католические школы смогут работать без помех, а католики на гражданской службе не будут ущемлены в правах.
Он взглянул на сына.
– Они обещали заключить с нами договор сегодня же, в первую очередь.
– Но подумайте, из чего вы выбираете! – сказал Вальтер. – Что лучше: клочок бумаги, подписанный диктатором, – или демократический парламент?
– Наивысшая власть над всеми нами – Бог.
Вальтер поднял взгляд к небесам.
– Тогда – Боже, спаси Германию.
У немцев было мало времени, чтобы успеть поверить в демократию, думал Ллойд, слушая, как идет по кругу спор Вальтера и Готфрида. Рейхстаг стал независимым лишь четырнадцать лет назад. Они проиграли войну, потом видели, как их деньги превращаются в ничто, страдали от массовой безработицы. Им право голоса казалось слабой защитой.
