— На кой она вам ляд, кум? — изумился Анастасио.
— Коли этот барчук подослан убить меня, мы без труда выудим у него правду. Я объявлю, что его расстреляют. Перепел переодевается священником и исповедует его. Если он грешен, пристрелю, если нет — он свободен.
— К чему столько канители? Прикончить его, и все тут, — презрительно бросил Панкрасио.
Когда Перепел вернулся с сутаной, уже вечерело. Деметрио приказал привести пленного.
Луис Сервантес не спал и не ел двое суток. Лицо у него осунулось, глаза запали, бескровные губы пересохли.
— Делайте со мной, что хотите, — медленно и неуверенно промолвил он. — Вижу, что ошибся в вас.
Воцарилось долгое молчание. Потом он заговорил снова:
— Я думал, вы с радостью примете того, кто пришел предложить вам помощь. Пусть она невелика, но польза-то от нее только вам. Что лично я выиграю от победы или поражения революции?
Постепенно Сервантес воодушевился, глаза его, в которых застыло безразличие, снова засверкали.
— Революция нужна безграмотным беднякам, тем, кто целую жизнь был рабом, всем несчастным, которые даже не знают, что несчастны оттого, что богачи превращают в золото их слезы, пот и кровь…
— Ха! К чему это? Меня давно от проповедей воротит, — прервал его Панкрасио.
— Я хотел сражаться за святое дело обездоленных, а вы отвергаете меня. Ну что ж, делайте со мною, что вам вздумается.
— А вот я сейчас накину эту веревочку на твою шейку… Смотрите, какая она у него холеная да беленькая!
— Теперь мне понятно, зачем вы сюда пожаловали, — почесывая затылок, сурово произнес Деметрио. — Я расстреляю вас, ясно?
И, повернувшись к Анастасио, добавил:
— Увести его. Если захочет исповедаться, позвать священника.
Анастасио, невозмутимый, как обычно, мягко взял Сервантеса за руку:
— Пойдем, барчук.
Через несколько минут появился одетый в сутану Перепел. При виде его повстанцы чуть не лопнули со смеху.
— Ну и ловко же язык у этого барчука подвешен! — воскликнул мнимый священник. — Сдается мне, он подсмеивался надо мной, когда я задавал ему вопросы.
— Сказал он что-нибудь?
— То же, что вчера.
— Чует мое сердце, кум, не за тем он пришел, чего вы опасаетесь, — заметил Анастасио.
— Ладно, так и быть, покормите его, но глядеть за ним в оба.
