- Пуниец ушел - точно тебе говорю, - убеждал молодой конопатый солдат своего напарника постарше. - Сам видел, как его войска собирались днем. Скоро здесь будет консул, Пуниец понимает, что у стен Рима потерпит поражение.
Второй, похоже, не разделял точку зрения первого.
- Он хитрый, как лиса, его отступление очередная хитрость. Мне приходилось драться с Пунийцем, так если он что задумал, обязательно доводил до конца. Если стал у стен Рима, то будет стоять до тех пор, пока Рим не падет, - отвечал второй.
Первый хмыкнул.
- Пунийцы дикари и трусы. Их заботит только звонкая монета. Станут они рисковать жизнью, пытаясь взять Рим?
Довод подействовал, второй надолго замолчал, о чем-то рассуждая.
- А ведь и вправду - наемники понимают, что Рим им не взять, только погибнут напрасно. Прояви Пуниец настойчивость, они и от него избавиться могут.
Дальше разговор перешел на обсуждение неизвестных Терции личностей, видимо командиров и сослуживцев солдат. Девушка отошла от караульного поста на несколько шагов, окинула взглядом крыши построек, располагавшихся в этой части города.
Залить здесь все маслом и поджечь. Только такой пожар будет очень просто потушить. Нет, нужно что-нибудь хитрее. Тем не менее, Терция подобралась к запасам солдат, бесшумно стащила у них емкость с маслом, и, снова спрятавшись за постройками, вылила содержимое емкости на стену.
Она продолжила осмотр позиций обороняющихся, пытаясь найти еще одно уязвимое место. Неподалеку располагался деревянный сарай, использующийся как стойло для лошадей. Отличная цель, а главное огонь перекинется с него на близлежащие постройки.
Разгоревшийся сразу в трех местах пожар приведет обороняющихся в смятение, напугает их. Ганнибал беспрепятственно разрушит южную стену, ворвется в город и уничтожит Рим.
Спланировав все это, Терция достала из-под балахона заранее заготовленный факел, укрывшись за стенами сарая от глаз солдат, приготовилась его разжечь. В этот момент воспоминания о ночи, когда она в последний раз видела свою мать, всплыли перед ее мысленным взором.
Лукреция предала отца, тот сурово обошелся с ней, сурово, но справедливо. Мать смела ставить себя выше общины, ставить свою похоть над римлянами. Уж не повторяла ли тот же путь Терция, уж не туда ли вела ее дорожка, с которой - надумай она зажечь факел - свернуть будет нельзя?
"Одумайся, ты хочешь погубить Рим!" - закричала Терция про себя. Образ Ганнибала, теплый и манящий, оказался на одной чаше весов. Рим и отец стояли на другой. Но так ли это на самом деле? Ради Ганнибала, своего возлюбленного, устраивала Терция пожар? Или ради себя, ради желания стать женой Ганнибала? Да и есть ли у африканских варваров жены - скорее наложницей!
