И все же Жюльен Винер не представлял себе до конца всего, почти абсолютного веса этого образцового чиновника. Когда придворник с серебряной цепью на груди ввел его в небольшую приемную, где у министров начинали стучать сердца и где летели головы, ему показалось, что он всего лишь наносит визит старому приятелю, который внезапно вспомнил о нем. По наивности Жюльен решил, что его бывший почти друг заметил, в какую опалу он угодил, и великодушно протягивает ему руку помощи. Обращение на «ты», теплый прием, оказанный ему с порога Депеном — тот горячо пожал ему руку и указал на уютное кресло, тогда как сам уселся на неудобном стуле, — утвердило его в этом мнении. Несколькими годами моложе его, Депен когда-то входил в компанию друзей, вместе проводивших лето на Лазурном берегу. Жюльен припомнил, как увел однажды у своего юного товарища (они учились в одной школе) девушку, которую тот привез с собой из Парижа; он подумал, что вот на таких-то воспоминаниях и зиждется подлинная дружба, и то, как Депен тут же со смехом напомнил ему про этот случай, подтвердило его догадки.
После нескольких банальных фраз: о подружке хозяйке виллы, о девушке, которую они даже не оспаривали друг у друга, и судьбе, что вновь свела их, — Депен приступил к сути дела. Для этого он пересел с неудобного стула за свой стол; Жюльен едва ли заметил, что сидит гораздо ниже собеседника и вынужден слегка приподниматься на своем сиденье, иначе ему ничего не будет видно, кроме разделяющего их стола в стиле ампир.
— Сам патрон поручил мне вызвать тебя, — начал высокий чин.
Для поколений людей, на протяжении сорока лет сменявших друг друга возле премьер-министра, слово «патрон» было чем-то большим: ключевым словом любовного лексикона. Депен тут же запнулся, явно с целью дать собеседнику время выразить сперва удивление, а затем признательность. Жюльен Винер не выразил ни того, ни другого. Он и пришел-то на эту встречу только потому, что не мог уклониться, однако состояние ничегонеделанья, в котором он пребывал, его настолько устраивало и превратилось в способ существования, что он стал страшиться всего непрошеного, что могло увести его с этого пути, то есть любой возможности получить назначение, каким бы оно ни было, и попасть в систему. Поэтому, когда Депен объявил, что премьер-министр соизволил подумать о Жюльене, Винер почувствовал скорее, как сжалось его сердце — что там еще на него свалится? — нежели благодарность, которой ожидал от него тот, кто сделался евангелистом, передающим простым смертным божественное послание.
