трусости…
…гигантский плоский ромб ходит надо мной кругами. Кажется, он опустился еще ниже. И вроде бы появился еще и второй…
Шатаясь, отхожу от памятника. Воин по-прежнему смотрит в сторону, и взгляд его полон бессильной ярости.
Я слегка улыбаюсь памятнику. Теперь, по крайней мере, я хотя бы знаю, как мне следует поступить.
Поворачиваюсь кругом и делаю шаг вперед…
…и просыпаюсь.
Спину холодит каменная стена, и справа громоздятся ржавые мусорные баки.
Э, вспомнил я, это ведь подворотня! Арка. Сюда я вбежал, спасаюсь от игрушечного танка «Тигр». А где же серая равнина, мерзкие цветы, несчастный памятник? Их нет. А что есть?
Я вскочил. Ребенок есть, вот что! И ему угрожает опасность. Вперед, сказал я себе, вперед, если не хочешь, чтобы Земля превратилась в подобие океанского дна. Вперед, сволочь!
Я выбежал из-под арки на улицу и ринулся назад, к кинотеатру «Вэтэн».
И танк, и мальчик были на месте. Более того, они стояли в той же позиции, в которой я их видел перед тем, как пнуть мерзкую игрушку. Они словно замерли, ожидая моего возвращения.
Тем лучше, сказал я себе, тем лучше. И, глубоко вздохнув, встал между адской машинкой и мальчиком.
Хорошо бы ручной гранатомет, мелькнула мысль. Или хотя бы элементарную противотанковую гранату, уж я показал бы ему кузькину мать… Но ничего у меня не было, кроме собственных рук и ног. И тогда, шагнув вперед, я с силой ударил этот фантастический танк носком туфли под башню (нога отнялась вконец), и он перевернулся-таки, показав мне свое грязное плоское днище и вращающиеся ленты гусениц. И, осознавая, что промедление смерти подобно, я прыгнул вперед, упал на перевернутый танк и вцепился в него обеими руками.
Похоже, он не стал еще полностью металлическим — во всяком случае, мне удалось согнуть ствол пушки. Зато он сразу же ободрал мне руки до крови траками гусениц… но в то же время оставался достаточно мягким и податливым, словно был сделан из вязкого пластилина. Я понял, что пока он не вырос в натуральную величину и не затвердел окончательно, с ним надо было что-то делать. И я принялся изо всех сил мять, как глину, башню и корпус, пушку и гусеницы, словно бы пытаясь переделать боевую машину во что-то другое, безобидное, даже полезное, не в очередной механизм для человекоубийства, а во что-то принципиально иное, противоположное по сути…
…и я продолжал мять, давить, месить руками и коленями, а танк, бешено вертелся подо мной, не переставая разбухать…
