– Тебе пора.
– Нет, давай еще.
– На.
– Алчность.
– Не надо историй.
– Почему?
– Хватит.
– Я был алчным тысячу раз.
– То, что ты вспомнил из детства – не грехи. Ты же был ребенком.
Это просто пример. Гордыня? Тысяча раз. Зависть? Тысяча раз. Гнев? Тысяча – это мало. Десять тысяч раз. Какая разница, ребенок или нет? У меня тысячи грехов.
– Тебе пора, возвращайся домой.
Не хочу возвращаться. Не хочу писать никакие тексты, хочу остаться здесь, с тобой.
– Твое время еще не пришло, ты не можешь быть со мной.
– Давай еще.
Инна высыпала буквы.
– Чревоугодие. Тысяча раз.
– Тебе пора.
– Еще.
– Вот.
– Похоть. Тысяча раз.
Здесь, в этом месте, в моей голове, тысячи тысяч грехов. Медленно ползут, согнувшись до земли под тяжестью камня, привязанного к шее. Одетые во власяницу, с зашитыми веками, сидят, прижавшись спиной к скале, плечами – друг к другу. В дыму, от которого ничего не видно. Несутся в вечном непокое. Рыдают, лежа лицом к земле и не смея двинуться. Исхудавшие до костей, дважды мертвые на вид. В огне.
Достаточно, это может продолжаться вечно, я должен вернуться, хоть не хочу этого.
– Грехи кончились. Ты все перечислил.
– Это мое покаяние. Ты отпустишь?
– Отпускаю.
– Отпустишь меня?
– Отпускаю.
Шестнадцатого апреля я вышел из машины и направился к парадной. Я не оборачивался. Инны больше не будет, я точно знаю. Мы больше не проедем с ней семь кругов. Мое возвращение завершено.
Я вернулся домой.
Обои слезают со стен обгоревшей кожей. Это первое, что бросается в глаза, когда я сажусь на стул в гостиной.
«Они вошли в дом и убили всех».
Отец говорил, это идеальное начало романа. Фраза сразу делит мир пополам. «Они» – убийцы, «всех» – жертвы. Столько вопросов. Кто они, почему сделали, как.
Так он начинал все три романа: «Извини, я съел твою жену», «Страна напалма» и «Война войдет без стука». Последний еще не вышел, хотя отец уже умер. Я уберу оттуда эту фразу, текст будет начинаться иначе, это в моих силах.
Я вышел из машины, навсегда покинув Инну, зашел в парадную, стоял у двери в квартиру. У меня не было привычки тянуться к карману за ключом, я не закрывал дверь. За два года пять раз проникали внутрь, зачем защищаться, если нет смысла? Захотят – откроют. Кто-то искал в квартире нужную вещь и не находил, ничего не брал, возвращался и вновь не находил. Мне надоело, перестал закрывать ключом.
Распахнул дверь и перешагнул порог, пахнет пылью. «Они вошли в дом и убили всех». Хорошая, атмосферная фраза, хотя здесь некого больше убивать, кроме меня, а я не «всех», я один. «Они вошли в дом и убили одного» уже не звучит.
