Граф был велик. Он был именит, влиятелен и даже популярен — он был Старохатов. Вера была никто. В разговоре я мог бы поболтать об их распре, посудачить, мог бы и позлословить, но уж никак не влезать и не участвовать в этом. Теперь получалось, что я влез. Пообещал влезть.
В Сценарной Мастерской, во время о€но, я был дружен с Колей Оконниковым — Оконников был один из немногих наших, из кого в кино что-то вышло, и вышло неплохо. А когда-то Коля написал первый сценарий совместно со Старохатовым. Фильм тогда был поганенький, дохленький, но все же фильм. Я его видел: и афиши видел, и саму ленту. И вот у Веры вдруг появилось запоздалое подозрение, что Старохатов свое соавторство Коле в тот раз навязал… Нет, она знала это не точно. Не наверняка. Но когда-то она видела тот сценарий на столе у одного режиссера. Нет, читать не читала. Но заметила, что на титульном листе была лишь одна авторская фамилия — Оконников. И что же?.. А то, что сценарий, стало быть, существовал сам по себе, а Старохатов навязал ему свою фамилию позже.
— Зачем тебе все это надо? — спросил я (мы сидели с ней в харчевне, и разговор только-только начинался).
— Как зачем? Он же ограбил Колю!
— Ах-ах! — сказал я.
— Что? Разве не ограбил?..
— Вера, — я засмеялся, — мне таких слов ты не говори, ладно? Я ведь нюхнул кино. Самую малость нюхнул, но мне хватило.
— И напрасно.
Тут же с пафосом она сказала — ведь я справедливый мужик. И неужели же такой факт меня не возмущает?
Я подумал, прислушался к себе. Вспомнил об успехах Коли Оконникова. И сказал:
— Нет. Не возмущает.
— Но почему?..
Она завела вечную песенку всех маленьких честных администраторов — жалобную песенку. Дескать, так уж, видно, создан мир: чем лучше и чище человек (имелся в виду конечно же я), тем меньше он жаждет бороться с грязью. Дескать, эти-то лучшие и чистые — они только и умеют умывать руки и отсиживаться. Равнодушие, дескать. Пассивность. Ну, и так далее — все то, что говорится в подобных случаях… Но я такие наживки в своей жизни встречал. Я не клюнул. Я даже рассердился на Веру: уж не хочет ли она, чтоб сторонние люди чистили их конюшни? Или мне делать больше нечего?.. Или, может, я за эти годы стал похож лицом на дебила — неужели она всерьез рассчитывала и думала, что я соглашусь?
Она сказала:
— Нет — значит, нет… И хватит об этом.
Помолчали.
— Можно вопрос?
— Спрашивай, — сказала она унылым голосом. Сидела, сложив руки на коленях. Вид отсутствующий. Милая и симпатичная женщина, а занималась столь склочным делом — на нее мужчины глазеют, вино на столах, лето жаркое на исходе, и ведь не так уж много нам этих жарких лет осталось.
