— Половину учеников выгнать надо. Из-за них, разбойников, на уроки ходить страшно, — попытался оправдываться учитель русского языка Кургузов.
— Бьем их мало, господин профессор, — заметил Апацкий.
Семен Емельянович презрительно посмотрел на Кургузова и Апацкого.
— Да будет вам известно, господа, что дирекция отменила экзекуцию. Вам придется воздействовать на нерадивых иным способом. Конечно, неисправимых учеников мы держать не будем. Таких не много; большинство воспитанников ведет себя худо оттого, что вы — учителя — плохой пример им подаете. Любое семя тогда плод даст, когда за ним уход хороший. А какой уход видят за собой наши ребята? Батоги да палки, голод, холод и грязь. Службу вы все несете плохо, дежурного по училищу днем с огнем не сыщешь. Со всем этим отныне должно быть покончено. Кому же новый порядок не по нутру, пусть покинет училище подобру-поздорову.
Учителя дали слово подтянуться. И действительно, они теперь приходили на уроки трезвыми, прилично подготовленными к занятиям.
Для составления списка учеников, намеченных к отчислению, Гурьев пригласил старых учителей и адъюнктов. Семен Емельянович называл фамилию и ставил против нее отметку, в зависимости от мнений, высказанных учителями.
Когда профессор выкликнул фамилию Чулкова, первым попросил слова Апацкий:
— Господа, Чулков сын охтенского полицейского надзирателя, верного и ревностного служителя царя. Своим происхождением он украшает нашу школу. Предлагаю оставить его в списке учеников.
Наступила пауза. Учителя хорошо знали Чулкова. Пошлая, гнилая натура этого великовозрастного воспитанника проявилась с первых дней его пребывания в училище. Он жил барином, заставлял делать за себя уроки, писать шпаргалки, по которым отвечал, и жестоко бил прислуживавших ему учеников.
— Матюху нельзя оставлять в училище, господин профессор, — твердо заявил Гроздов. — Душа у него подлая, дня не пройдет, чтоб кого-нибудь не обидел. Первейший взяточник и тиран.
— И я с этим согласен, — поддержал Гроздова Редкозубов. — Матюха Чулков беспримерно нагл, бессовестен и жесток. Его давно надо было выгнать из училища.
— Позвольте мне сказать, господин профессор, — поднялся мичман Апацкий. — Я не могу согласиться с уважаемым Андреем Андреичем, а тем более с Гроздовым. Как ни странно, но эти господа в большой дружбе с воспитанником Поповым, фискалом и кляузником, и поют с его голоса. Известно, что во всех военных школах среди учеников всегда было и будет существовать право сильного. У нас это право завоевал Чулков, а Попов ему просто завидует и рад спихнуть соперника.
