Шива ободрал колени и до волдырей обжег руки. Хема, Гхош и матушка заторопились в приемный покой.
Гхош смазал Шиве ожоги сильвадином и перевязал коленки. Взрослые ни словом не обмолвились насчет щенков.
— Почему вы позволили Гебре так поступить? — возмущенно спросил я.
Гхош даже головы не поднял. Он не мог нам лгать, он просто промолчал.
— Не осуждай Гебре, — произнесла матушка. — Он выполнял мои указания. Мне очень жаль. Мы не можем допустить, чтобы целая стая собак носилась вокруг Миссии.
На извинения это было непохоже.
— Кучулу забудет, — успокаивала Хема. — Животные такого не запоминают, милые мои.
— А ты бы забыла, если б кто-нибудь убил меня или Мэриона?
Взрослые уставились на меня. Но это произнес не я. Более того, я стоял футах в восьми от того места, где Шиве накладывали повязку.
А ты бы забыла, если б кто-нибудь убил меня или Мэриона?
Эти звуки издали гортань, губы и язык моего впавшего в молчание брата. Звуки оформились в слова, которые не забыть никому из нас.
Взрослые перевели взгляд на Шиву, потом опять на меня. Я затряс головой и указал на брата.
Наконец Хема прошептала:
— Шива… Что ты сказал?
— Если нас убьют сегодня, завтра ты нас забудешь?
Хема со слезами радости на глазах потянулась к Шиве, желая обнять его, но тот отшатнулся, — не только от нее, но и от всех нас, как от убийц. Наклонившись, он спустил носок, снял с ноги браслет и швырнул на стол. Этот браслет всегда находился при нем, его снимали только для того, чтобы починить, расширить или обновить. Все равно как если бы он отрезал себе палец и выложил на стол.
— Шива, — помолчав, проговорила матушка, — если бы мы оставляли Кучулу ее потомство, в Миссии было бы уже с шестьдесят собак.
— Что случилось с остальными щенками?
Матушка пробормотала, что Гебре поступил с ними человечно и что насчет выхлопной трубы разрешения дано не было. И вообще Гебре должен был все проделать, пока мы в школе.
Сейчас я был с Шивой заодно.
Он коснулся моего плеча и зашептал на ухо.
— Что он сказал? — спросила Хема.
— Он сказал, если вы такие жестокие, то какой смысл разговаривать. Он сказал, что вряд ли сестра Мэри или Томас Стоун пошли бы на такое. Может, если бы они были здесь, до такого бы никогда не дошло.
Хема вздохнула, как будто так и ждала, что вот сейчас мы заговорим об отце с матерью.
— Милый, — проскрежетала она, — ты понятия не имеешь, как бы они себя повели.
Шива повернулся и вышел. Гхош и матушка застыли в позах людей, которым только что явилось привидение. Пришла их очередь лишиться языка. Как могли эти взрослые, которых так тревожила немота Шивы, которые заботились о бедных, больных и сиротах, которых, как и нас, до глубины души потрясла жестокая сцена у императорского дворца, проявлять столь каменное равнодушие?
