— Который теперь уехал из страны, — пробормотала матушка.
Оба уставились на монахиню. Матушка сконфузилась.
— Позвонили из британского консульства. Вот почему я опоздала. Если сложить все кусочки, получается, что Стоун прибыл на кенийскую границу, а затем в Найроби, не спрашивайте как. Он в плохом состоянии. Пьян, по-видимому. Этот человек обезумел.
— Но хоть жив? — спросил Гхош.
— Насколько я знаю, цел и невредим. Я только что говорила с мистером Эли Харрисом. Да, я его подключила. У них в Кении большое представительство. Харрис полагает, что Стоун сможет у них работать, если протрезвится. А если не захочет, Харрис переправит его в Америку.
— А как же его книги, вещи? — спросил Гхош. — Куда нам их переслать?
— Полагаю, как только он устроится, то напишет нам насчет этого, — сказала матушка.
Новости рассердили и вместе с тем обрадовали Хему. Значит, Стоун бросил детей и претензий на них заявлять не будет. Хорошо бы ему еще подписать официальный документ на этот счет. А то как-то неспокойно на душе. Все-таки человеку, который сделал себе имя в Миссии, чья любовница похоронена в Миссии и чьи дети воспитываются в Миссии, не так легко будет порвать с Миссией всякую связь.
— Изворот змеи не помешает ей проскользнуть в нору, — сказала Хема.
— Он не змея, — резко возразил Гхош. Она так удивилась, что даже не ответила. — Он мой друг. Давайте не будем забывать, какую важную роль он играл, сколько сделал для Миссии, сколько жизней спас. Он не змея. — Гхош развернулся и зашагал прочь.
Его слова задели Хему. Конечно, она не могла предположить, что он целиком разделит ее чувства… Да ей-то что, в самом деле? Он всегда был сам по себе.
Она со страхом смотрела на удаляющегося Гхоша. Его чувства никогда ее особенно не волновали, но сейчас, у могилы, она вдруг почувствовала себя юной девушкой, которой у колодца впервые повстречался прекрасный незнакомец. Такая встреча бывает раз в жизни — а она сказала не те слова и прогнала его.
Глава шестая
Невеста на год
С молочной коровой Хема ошиблась, но, как только она сделала первый глоток жирного напитка, пути назад не было, даже если бы Гхош категорически выступил против коровы.
— Ты серьезно, Хема? Нельзя давать коровье молоко новорожденным!
— Кто сказал? — воспротивилась она, правда, убежденности в ее голосе не было.
— Я, — настаивал он. — Кроме того, им и на смеси неплохо. Они останутся на смеси.
После его резких слов на могиле сестры Мэри ее не покидало ужасное предчувствие, что он собирается покинуть Миссию, но в последующие дни он показал себя с лучшей стороны в своих бдениях над Шивой, в уравновешенном, методичном подходе к проблеме. На стену возле двери он прикрепил график, отражавший динамику тревожных симптомов. Хема никогда бы не набралась храбрости констатировать — как он это сделал однажды вечером, — что ночные дежурства можно отменять.
