Он подхватил ее.
За годы знакомства он видел ее радостной, раздраженной, печальной и даже подавленной, но под всем этим всегда тлела готовность дать бой всякому. Но ни разу не видел напуганной.
Гхош мягко подтолкнул Хему к двери, но она воспротивилась.
— Нет. Мы не можем уйти.
— Что происходит?
— Я их уложила, собралась выйти, посмотрела напоследок… Мэрион дышал ровно. А вот Шива… — Она всхлипнула, указывая на младенца с повязкой на голове. — Животик у него надулся, опал… и потом ничего. Я не поверила глазам. «Хема, тебе померещилось», — сказала я себе. Но он начал синеть, что было заметно даже при этом освещении, особенно по сравнению с Мэрионом. Я дотронулась до него, а он вытянул ручки, ухватил меня за палец и глубоко вздохнул. Он словно старался сказать: не уходи. Теперь он снова дышит. О, мой Шива… Если бы меня не было рядом, он бы уже умер.
От ее слез рубашка Гхоша намокла на груди. Он не знал, что сказать, и надеялся только, что Хема не почувствует запах пива. В какой-то момент она высвободилась из его объятий. Они стояли рядом, смотрели на Шиву, а Алмаз маячила у них за спиной.
С чего это Хеме вздумалось дать детям имена? Не поторопилась ли она? Как-то эти имена не выговариваются. А она их с кем-нибудь обсуждала? Что, если Томас Стоун объявится? И зачем называть дитя монахини и англичанина именем индийского бога? И откуда взялось имя Мэрион для мальчика? Нет, это все временно, пока Томас Стоун не придет в себя и британское посольство не предпримет необходимых шагов. Хема действовала так, словно была малышам матерью.
— Это повторялось? — спросил Гхош.
— Да! Еще раз. Спустя примерно тридцать минут. Я уже собиралась отвернуться. Он выдохнул… и застыл. Я решила подождать. Ждала, ждала… и не могла уже больше выдержать. Дотронулась до него, и он сразу же задышал снова, словно опомнился. Я здесь уже три часа, даже в сортир боюсь отлучиться. Никому не могу его доверить, да и объяснить толком не могу. Спасибо, Алмаз решила остаться и помочь мне с ночным кормлением. Я послала ее за тобой, — ответила Хема.
— Делай свои дела. Я присмотрю за ними.
Хема очень скоро вернулась.
— Что думаешь? — спросила она, вытирая глаза платком. — Не послушаешь ему легкие? Хотя ни кашля, ни хрипов не было.
Прижав палец к подбородку, прищурясь, Гхош внимательно наблюдал за ребенком. Молчание затянулось. Наконец он сказал:
— Я его тщательно осмотрю, когда проснется. Но мне кажется, я понимаю, что это.
