Я подкрался к двери и, заглянув внутрь, увидел за письменным столом мужчину с телефонной трубкой у уха. Я подождал, пока он повесит трубку, и вошел.
У него было бледное, костлявое, хмурое лицо, по бокам вытянутого длинного черепа вились зализанные вверх на лысину редкие каштановые волосы. Он вскинул на меня глаза, и рука его метнулась к кнопке на столе.
Я осклабился и сказал:
– Лучше не надо, начальник. Я человек отчаянный. Мне терять нечего, – и показал ему дубинку.
На его губах застыла улыбка мороженой рыбы. Длинные бледные руки шевелились над столом, как две больные бабочки. Одна из них начала медленно продвигаться к боковому ящику стола.
Он с большим трудом заставил непослушный язык шевельнуться:
– Вы были очень больны, сэр. Очень серьезно больны. Я бы вам не советовал…
Я резко стукнул дубинкой по его руке, подкрадывающейся к ящику. Она сжалась, как слизняк на горячем противне. Я сказал:
– Не болен, начальник, просто нашпигован наркотиками почти до полного маразма. Я хочу выйти отсюда и еще хочу нормального виски. Доставайте.
Он перебирал пальцами по столу.
– Меня зовут доктор Сандстрэнд, и здесь частный госпиталь, а не тюрьма.
– Виски, – заревел я. – Дальше объяснять не надо. Частный дурдом. Неплохая работенка. Виски.
– В медицинском шкафу, – сказал он, одышливо ловя ртом воздух.
– Руки за голову.
– Боюсь, что вы об этом пожалеете.
Я перегнулся через стол, открыл ящик, к которому безуспешно подкрадывалась его рука, и достал оттуда автоматический пистолет. Я отложил дубинку и, обогнув стол, открыл медицинский шкафчик на стене. В нем стояли пинтовая бутыль бурбона и три стакана. Я взял два. Разлив виски, я протянул ему стакан:
– Вам первому, начальник.
– Я… Я не пью. Я абсолютно не переношу алкоголя, – забормотал он.
Я снова подобрал свою дубинку. Он быстро отхлебнул глоток. Я наблюдал за ним. Кажется, виски ему не повредило. Я понюхал свой стакан и опрокинул его в глотку. Подействовало. Я опрокинул и второй и сунул бутылку в карман пиджака.
– О'кей, – сказал я. – А теперь колись: кто засунул меня сюда? Давай быстрей, я тороплюсь.
– По-полиция, разумеется.
– Какая полиция?
Плечи его глубже вжались в спинку кресла. Вид у него был больной.
– Человек по имени Гэлбрейт подписался под жалобой как свидетель. Все строго законно, уверяю вас. Он офицер.
Я спросил:
– С каких это пор фараон имеет право подписывать жалобу для оформления в психушку?
Он ничего не ответил.
– Кто колол мне наркотики до того, как меня привезли сюда?
