Труэтг Винсон, другой близкий друг Говарда, который вместе со Смитом был одним из членов писательского кружка в Браунвуде, замечал в Роберте совершенно необъяснимые качества, которые, например, помогли тому быстро сделаться его удачливым соперником в борьбе за внимание молодой учительницы местной школы. Винсон находил Говарда странным, хотя никогда не мог точно определить природу этой странности. Спокойный, образованный человек, Винсон с трудом переносил тяжелый характер своего друга. Он считал рассказы Говарда «вздором» и не скрывал своего мнения. Поэтому двое молодых людей редко обсуждали свое творчество.
Несмотря на то, что он не мог понять его, Винсон продолжал дружбу с Говардом. Ведь, как утверждал Винсон, Роберта не мог понять никто. Так что их дружба основывалась на том, что каждый принимал другого таким, какой он есть.
Э. Хоффман Прайс писал Лавкрафту, что некоторые считали Говарда «человеком с причудами, во многих отношениях провинциальным». Несмотря на это свое суждение, Прайс чувствовал к Роберту большую симпатию и добавлял, что вместе с тем Боб был «вежливым, обходительным, добрым и открытым». Прайс признавал сложность натуры Говарда, которую он описывал как состоящую из света и теней, настолько двойственную, что в ней часто проглядывала параноидальность, полную метаний и мрачных раздумий. Эта сложность осталась нерешенной проблемой для Прайса, который и восемнадцать лет спустя не прекратил попыток в ней разобраться.
Прайс полагал, что привязанность Говарда к дому и семье лишила его в детстве того общения, что необходимо ребенку для формирования ясного восприятия как себя, так и других — подобное понимание сейчас широко распространено в психологической литературе.
Даже Хэролд Прис, которого в 1927 году познакомил с Робертом Труэтт Винсон, защищая здравость рассудка Говарда, приводя в доказательства его произведения, тем не менее считал его «странным человеком». «Чтение избранных стихотворений Говарда дало мне понять, что он навсегда остался для меня незнакомцем, хотя я и называл его своим другом», — писал Прис. Он сожалел, что этот «Тристан», как называл его двоюродный брат Говарда, Мэксив Эрвин, не нашел своей «Изольды», которая смогла бы разделить его сосредоточенность на матери.
* * *
По этим изложенным в письмах впечатлениям друзей можно предположить, что особенности, определявшие поведение Говарда, возникли значительно раньше, чем его постигло горе ожидания неминуемой смерти матери, и ее близкий уход стал лишь предлогом, а не причиной его самоубийства.
