В юности он хотел стать моряком. Широкая Нева, простор Финского залива, могучие военные корабли, дымившие на рейде, покорили воображение, едва он приехал в Петербург. Ну и форма морская тоже. Полосатые тельняшки, синие воротники, надписи на бескозырках, золотые якоря на развевающихся лентах. Эх, таким бы пройтись по родной деревне! Очень хотелось ему отправиться в зовущую голубую даль, увидеть удивительные страны, где обитают слоны и львы, жирафы и обезьяны… Книги морские читал запоем, знал многие флотские термины. Еще от Мордухай-Болговских собирался поехать в Кронштадт, поступить там в какую-нибудь морскую школу или прямо на корабль. Но рассудительный гимназист Митя тогда отсоветовал: молод Миша, к тому же худенький и ростом не вышел — на флот не возьмут. Моряки они вон какие все — богатыри!
И на заводе не сразу расстался Калинин со своей мечтой, надеялся когда-нибудь уйти в дальнее плавание. Даже в революционной работе прорывались у него морские словечки. Отправлялся, к примеру, в город за литературой, за листовками и, зная, что одному тяжело будет везти, предупреждал надежного товарища:
— Сразу после работы снимаемся с якоря.
— Куда?
— Направление в открытом море получишь, — отшучивался Калинин, помня о конспирации.
Иногда друзья называли его между собой "нашим моряком".
С годами, заслоненная напряженной работой, трудными буднями революционера, потускнела и словно бы осталась позади вместе с молодостью романтическая мечта. Тридцать лет исполнилось Михаилу Ивановичу. И вдруг совсем неожиданно давнее желание осуществилось. Он оказался среди пассажиров настоящего морского парохода, который отправился в рейс из небольшого финского порта в столицу Швеции — Стокгольм.
Апрельский вечер был теплым. Ветерок, правда, резковат, но волны невысокие, качка почти не чувствовалась. Пассажиры не покидали палубу, лишь изредка спускаясь в каюты погреться. А Михаил Иванович и греться не ходил, ему было хорошо и тепло. Стоял среди товарищей, ехавших на партийный съезд, любовался Балтикой, вдыхал солоноватый бодрящий воздух, вспоминая дела последних месяцев. А вспомнить было что. В сентябре 1905 года, в разгар революционных событий, он возвратился наконец в Петербург. Это было бурное время, когда рождались рабочие Советы, когда гремели выстрелы на восставшем броненосце "Потемкин", когда напуганное размахом повсеместных восстаний царское правительство приняло решение о создании Государственной думы. Уже прошел в Лондоне III съезд Российской социал-демократической рабочей партии, одобривший резолюцию о вооруженном восстании. На фабриках и заводах готовились к решительным боям.
