В условленный срок, через две недели, собрались снова. Теперь присутствовало уже десять человек. Калинин считал, что для одного кружка нужно не более двенадцати-пятнадцати слушателей. Если больше, то и заниматься трудней, и риск возрастает.
Начитанному Михаилу было легче, чем другим товарищам. Многое успел изучить сам, но и ему занятия в кружке принесли ощутимую пользу, помогли связать воедино, глубже осмыслить те разрозненные знания и впечатления, которые были приобретены раньше. Кружковцы постепенно сдружились, стали все чаще собираться вместе не только для занятий, но и просто поговорить, обменяться новостями, сообща прочитать какую-нибудь новинку. Толковали о французской революции, о причинах поражения Парижской коммуны, о рабочем движении в Германии. Вместе одолели произведения Плеханова, а затем «Манифест Коммунистической партии», который на многое открыл им глаза. И как-то незаметно Михаил стал вроде бы старостой в кружке. Сказалась его образованность, организованность, доброта, сочетавшаяся с требовательностью. Прежде всего к себе, но и к другим тоже.
Иногда заглядывал к ним на осовей Николай Янкельсон, сосед по дому, в котором снимал комнату Калинин. Участвовал в спорах и разговорах. Был общителен, весел. Кружковцы считали его своим, не таились при нем, по все же на занятия, которые проводил человек, присылаемый революционным центром, не приглашали.
Оставаясь один, Михаил, как и прежде, делал заметки в дневнике. «На память о наших спорах», — шутливо объяснял он товарищам. Не без юмора заносил в тетрадь сценки из жизни кружковцев, на всякий случай, для конспирации, изменив фамилии. Кушникова называл Кушневым, Татаринова — Тариным, себя Каниным. Одного из пропагандистов, Юлия Алексеевича Попова, именовал Юлием Петровичем Юловским. Изменения вроде невелики, а формально не придерешься.
Через некоторое время, уже находясь в тюрьме, Михаил Иванович обдумал, систематизировал свои записи, воспроизвел наиболее характерные эпизоды:
«Юлий Петрович Юловский, двадцати лет, работал тоже в заводе, любитель литературы и специально интересовался политической экономикой. При его приходе обыкновенно все разговоры о барышнях прекращались, а открывались прения о литературе, о писателях, пока, наконец, он незаметно не садился на своего конька: определе-пие слова „пролетарий“ по Марксу. Тут всегда выступал оппонентом Таринов.
— Я не знаю, Таринов, как вы до сих пор не можете понять, — говорил Юловский, — что, по Марксу, пролетарий тот, кто не имеет собственности и производит прибавочную стоимость, а вы конторщика называете пролетарием, это уж совсем несообразно…
