Отис нажал на что-то - засветились портреты Эрика. Объемные - они отрывались от золотисто-рыжих стен. И мне подумалось о его долгом счастье. Он вошел в эту женщину навсегда. Она дарила Эрику бессмертие, а он ей - взаимно.
Или она не в силах отказаться, стать иной, уйти от этого имени - Эрик, уйти из легенды?
Вивиан громко засмеялась и стала грозить пальцем Отису:
- Эх ты!
- Выкинь Эрика! Ты не любила его.
Я слушал их, держа на лице улыбку, и думал, что в конце концов мы и живем только в памяти других людей, и умираем там же. Становимся меньше, меньше - и исчезаем. А если легенда?.. Тогда человек растет.
- Уйдем от нее, - сказал мне Отис.
Сестра его смеялась. Она говорила мне, что так шумят они в его прилеты и было скандалов не менее десятка.
- А могла бы иметь мужа и семью! - уныло говорил Отис. - И мне бы нашелся уголок.
Я смотрел в ночь (над равниной поднималось голубое сияние). Во мне рождалось великое любопытство.
Меня не интересовал Дром - он проиграл игру.
Не манила воображение Вивиан: она обжилась в легенде, ей тепло, уютно. Привлекла внимание хитрость Эрика: он победил время и Дрома, этот невзрачный человек.
«Он хитрый», - сказал Отис.
Все было мелким рядом с этой великолепной хитростью. И несчастье Дрома, и бесконечное терпение Вивиан. Эрик перековал несчастье человека нелюбимого в нечто обратное - в счастье сделать новое солнце, в счастье остаться в сердце женщины, предельно красивой в ушедшие годы. Что он сделал для этого?
Я облетал всю планету за ту неделю, что мы отдыхали здесь. Я был в музеях, я говорил с людьми, я узнал все, что мог узнать о времени Великого Риска и Эрике.
Я проследил за Проектом. (Магяне до сих пор говорят: это было до Проекта, а это - после.)
Открыл Маг робот Звездного Дозора. Он приземлился - живая планета!.. Но через две сотни лет первые колонисты застали планету угасающей. Солнце стало багровым, сателлит - невидимым. Почву обтянула корка льда.
По планете носились пыльные бури, перегоняя с места на место ледяную пыль. Но кислород имелся, а живомхи еще цепко держались за камни, будто надеясь.
Командир Лаврак удивился неточности сообщения.
Жена его, Магда, тихая женщина, умерла в полете. Я видел в музее ее стереограммы - в ней мягкое, домашнее. По лицу рассыпались веснушки, пухловатые руки говорили о лени, но лоб ее был решителен. Ее видишь с детьми или на кухне, она же была хирургом экспедиции.
У Магды, жены Лаврака, было лицо человека, одержавшего над собой победу.
