Таня вообразила, чтобы Сигурд не только поцеловал ее, но и крепко обнял. Это будет настоящее прощание. Это будет научно. Никто еще не обнимался с Сигурдом. «Ну чего он застыл? - думала Таня. - Пусть посмеет только…»
Его рука придвигалась ближе и ближе. Они соприкоснулись пальцами и отдернули их.
- Пять утра, - сказала Таня сломанным голосом.
Она посмотрела в окно - по шоссе неслась, подпрыгивала точка первого ветробуса.
- Тебе пора…
- Может, сказать обо всем вашим?
- Иди, ступай в свой противный Хамаган.
- Нам нужно поговорить.
Но Таня брала себя в руки. Хотелось спать. Голову стягивало тугой невидимой шапочкой.
- Ладно, - сказала она. - В последний раз приходи, сегодня, в двадцать четыре часа… Жду. А сейчас я буду переодеваться.
«Что я говорю? - ужасалась Таня. - Какой последний раз? Зачем последний?.. Глупости, мне так хорошо».
Она следила: Сигурд уходил от нее. Он стал притуманиваться, будто отпотевающее от дыхания стекло. Ветерок заколебал занавески, и его не стало. Таня вскрикнула и покрылась пупырышками, словно от холода.
С этого дня и пошла новая жизнь Тани.
Так, вчера она была одна, потом Сигурд построил мост разговора, и по нему пришла ее новая жизнь. Возможно, о ней знала бабушка, догадывалась мама.
Таня не хотела выяснять. Остерегалась, боялась притронуться, потому что все было слишком хорошо. Все дни шли хорошо. И даже взгляды бабушки не могли помешать ей.
Но были и люди, которых она побаивалась. В институте, например, был Вовка. Он мог усмехаться так, что его хотелось стукнуть тяжелым.
Был папа, который (как Сигурд и шеф) проживал в разных мирах. Но в противоположность Сигурду миры эти обычны и четко отделены друг от друга.
Он работал в мире ракетных двигателей (и молчал о них дома). Он ел смакуя, тихо и молча возился в своей тарелке разными вилочками - находился в мире жареного.
Вечерами отец обитал у друзей в мире какой-то древней и медлительной карточной игры. Когда он возвращался, выходил из одноместного «Птеродактиля» и прикрывал его крылья брезентом на случай дождливой ночи, то видел Таню.
Увидев, изумлялся и не верил себе. Затем долго разговаривал с ней, спрашивал, открывал для себя мир дочери.
После работы Таня шла гулять с Сигурдом. Он присаживался к ней на грудь бабочкой-махаоном. Тане было приятно такое его настроение, было весело смеяться удивлению прохожих.
Она шла в кафе, Таня ела, а Сигурд фамильярничал: садился на нос, щекотал губы. Таня смущалась, думая, какой она представляется Сигурду необозримой великаншей. Она говорила:
