Странным образом само принятие этого решения принесло мне огромное облегчение. Тяжесть ответственности за зачатие ребенка вдруг как будто свалилась с наших плеч, давление, которое мы с Джерри ощущали, уменьшилось. Первая проба ЭКО прошла гладко, и лечение (уколы, сканирование и последующие процедуры) меня ничуть не расстроило и не встревожило. Все шло замечательно. Мой организм прекрасно реагировал на лекарства, произвел множество яйцеклеток, и большой процент из них, оплодотворенный спермой Джерри, развился в эмбрионы. Не все они пережили первые несколько дней, и мнения о том, когда их переносить в матку, разделились. Одни специалисты считали, что это нужно сделать как можно быстрее, потому что «внутри им все равно лучше, чем снаружи», другие же полагали, что эмбрионы, которые достигнут стадии бластоцисты вне матки, окажутся самыми жизнеспособными, и потому у них будет больше шансов развиться. Всего мы получили тринадцать оплодотворенных яйцеклеток. Было решено имплантировать две из них, а остальные заморозить.
Радуясь тому, что течение лечения соответствует прогнозам, окрыленные оптимизмом команды ЭКО («Все проходит идеально!»), мы с Джерри наивно полагали, что успех нам обеспечен. Но даже учитывая это, мы не хотели рисковать, и я принимала все возможные меры предосторожности: полностью отказалась от алкоголя, физических нагрузок и секса. Я даже перестала принимать ванну и мылась в душе, как будто вода могла вымыть из меня эмбрионы. Я жила под таким крепким стеклянным колпаком, что и бомбой не пробьешь.
Хорошо помню, как через две недели я пошла в больницу проверяться на беременность. Внешне я была совершенно спокойна, но внутри у меня все сжималось от волнения. Но еще более отчетливо я помню, какую боль причинил мне последовавший удар. Результат был отрицательным. Я не могла поверить в это. Тогда мне казалось, что муки страшнее той, которую испытывала я, быть просто не может. Даже сегодня я не понимаю, как позволила себе быть столь уверенной в успехе, тем более что я не только как потенциальная мать, но и как врач прекрасно понимала, насколько сложное дело ЭКО. Мой необоснованный оптимизм многократно усилил боль от падения с небес на землю. Не знаю, сколько я проплакала.
Поделившись горем с Джерри, который был раздавлен этой новостью почти так же, как и я, и с мамой, я отправилась бегать. Быстрый изнуряющий бег помог мне до некоторой степени избавиться от тоски, боли и злости.
