Спасенная не отозвалась. Стрелок забеспокоился и потянулся убрать лицевой щиток вручную. Но он открылся сам.
— Ольга Милая, комэск-один, — прошептала девушка. — Как вы достали с этим личиком…
Провела ладонью по лицу и непонимающе уставилась на кровь.
— Сорвало компенсатор, — определил стрелок. — Бывает. Повезло, что живая. Наверно, живая.
— Кто еще остался… из девчонок?
— Из вашей эскадры — шесть «Чертей», — неловко сказал офицер. — Мы седьмые. Твой экипаж погиб.
С жалостью они смотрели, как девушка неуверенно пытается вытереть руку о скафандр.
— Знаешь, командир, я тебя тоже не понимаю, — вдруг сказал офицер. — Но поддерживаю. И ох как поддерживаю!
— Давайте‑ка двигаться, — хмуро сказал командир. — У нас на борту раненая, а путь без компенсаторов неблизкий. Пилот, узнай, сколько у амазонок осталось расходников. Если не хватает — поделись.
— Что значит — поделись? — не понял пилот. — Расходники не меняют в открытом космосе! Я даже не представляю, как это сделать!
— Вот и попробуешь первым. И кэп попробует. Он у нас аж академию закончил.
Как ни странно, они смогли перекинуть расходники. Офицер, как мог, определился с курсом. Остатки разгромленной эскадры медленно двинулись куда‑то, как все надеялись, в сторону главной базы российского космофлота.
* * *
Если б европейцы тогда уничтожили отступающих, история пошла бы другим путем. Понимал ли это Штерн? Да откуда бы ему знать. Он — не я. Но чуял, это точно. Незаурядный был человек, жаль его.
Но в моей летописи будут названы истинные герои, чтоб деяния их не затерялись в веках.
И каждому воздастся по заслугам его.
* * *
Пятый флот европейцев, звездно-радужный флаг
Старшие офицеры грузно рассаживались по своим, строго защищаемым от посягательств местам. Совещания являлись их основной работой, тут мелочей не было. Кто где сидит, и сколько секретарей за спиной, и что именно налито в стакане — все имело огромное значение. Появление в иерархии непонятного капитана Буковски вызывало их законное негодование. Капитан сразу нарвался на пару резких замечаний, когда по незнанию попробовал занять какой‑то свободный стул, и в результате притулился у стены на стульчике для обслуживающего персонала, опустил могучие плечи, постарался сделаться незаметным и спрятал тощую бумажную папочку между коленей. Зачем старый адмирал загнал его в этот гадюшник, что бы ни значило это несомненно гадкое слово? Чтоб коллеги завидовали и устраивали пакости? Так они и раньше не отказывали себе в удовольствии…
