— Эй, начальник, че за беспредел? — тут же затянул нахальный оборванец. — За что меня здесь держат? В общественном сортире находиться никому не запрещено.
— Ты там не находился, Кошкин, ты там жил. Уборщица на тебя заявление написала. Ты кабинку занял и трое суток оттуда не вылезал. Обложился книгами, постелил на пол рванину всякую и жил.
— Я заплатил за пребывание! Двадцать кровных рублей! По закону меня не имеют права выгонять! Я могу находиться в кабинке столько, сколько мне нужно!
— Заткнись, Кошкин! — гремя ключами в замке, огрызнулся следователь. — Разговор окончен.
— Совсем, пес, нюх потерял? — вскинулся задержанный. — Я свои права знаю! Предъявляй обвинение или отпускай!
— Я смотрю, ты слишком грамотный стал. Семьдесят два часа как миленький у меня отсидишь.
— За что, начальник? — сбавив обороты, заныл Кошкин.
— За неуважительное обращение к представителю власти и за хамские речи, — наставительно заметил Захарчук. И, кивнув белобрысому, указал глазами на дверь, коротко распорядившись: — А вы, Девочкин, на выход.
— Итить-колотить, пацанчик откупился! — ехидно заметил житель сортира. — По морде видно, бабла у него куры не клюют.
Это была ложь. Бледное, осунувшееся лицо Девочкина вовсе не походило на гладкую физиономию олигарха. Понуро свесив голову, Михаил, ссутулившись, двинулся за следователем. На нас с Романом он даже не посмотрел. В переговорной комнате задержанный опустился на указанный стул и стал покорно ждать. Напротив, через оббитый железом стол, уселся Сирин, рядом с ним развалился следователь Захарчук, а я застыла в уголочке у дверей, стараясь не привлекать к себе ненужного внимания. Рома положил перед собой прихваченную на всякий случай пачку сигарет, кинув рядом зажигалку, и, глядя, как Девочкин торопливо достает из пачки сигарету, проговорил:
— Только честно, Михаил. Без вранья. Расскажи, как ты провел прошлую ночь.
Парень затянулся и, выпуская сквозь мясистые ноздри курносого носа дым, с заметным оканьем угрюмо проговорил:
— Я у Оксаны был. В гостинице над магазином.
— Насколько я понимаю, ты работаешь в подвале дома девятнадцать по улице Покровка?
— Ну да, продавцом в хозяйственном отделе, это между «Домом быта» и «Секонд-хендом», — кивнул парень. — По очереди с Анжелкой торгуем хозтоварами.
— И снимаешь в этом же доме комнату? — продолжал прояснять ситуацию Сирин.
— Ну да, снимаю. В коммуналке у бабы Вали на третьем этаже. Она мне дешево сдала, за десять тысяч всего. Я, как дурак, сначала обрадовался, а потом понял, что бабка хочет пристроить замуж свою дочь. Понял, да поздно. Деваться уже некуда. Оплатил полгода вперед. Теперь живу, мучаюсь.
