Но та, оглушенная ударами своего утомленного сердца, уже не способна была воспринимать никакие идущие извне звуки. Она шла ровной рысью, однако было понятно, что стоит ей остановиться, она упадет и вряд ли уже поднимется.
Было в этом движении что-то неотвратимое, казалось, разверзнись перед ними преисподняя — не шелохнется всадник, ни на йоту не отвернет гнедая лошадь, так и будет идти ровной рысью, пока не сорвется вниз.
Но когда дорога, миновав пологие, выжженные солнцем холмы, привела на край обрыва, и внизу, ослепив нестерпимым блеском, открылась речная гладь, всадник качнулся, откидываясь в седле, и здоровой рукой натянул поводья. Лошадь перешла на шаг и двинулась по неверной, крутой тропе, безошибочно выбирая безопасный путь.
Спуск не занял много времени, и скоро копыта взрыхлили прибрежный песок. Речная прохлада освежила кожу на скулах, иссохшую, как лист пергамента. Всадник со всхлипом втянул ноздрями воздух и впервые за четыре дня закрыл глаза.
Теперь путь лежал по узкой полоске земли, зажатой между кромкой воды и выбеленным береговым откосом. В тени обрыва было душно и тихо. Ни ветер, ни палящие лучи солнца, не достигали сюда. Тишину нарушали только еле слышный плеск воды, набегавшей на песок, да гудение пчел, которые вились вокруг кустов шиповника, ютившихся в расщелинах известняка.
Скоро дорогу преградила каменная глыба, когда-то сорвавшаяся с обрыва. Один конец её уходил в воду, а между другим концом и откосом оставался узкий проход, в который, едва не ободрав колени, и протиснулся всадник.
Здесь река делала поворот, и холмы отступали от берега. Узкая полоска земли раздавалась в широкую луговину, на которой паслось несколько оседланных коней. Ветер полоскал натянутый на жердях пестрый холщовый навес, в нескольких шагах от которого жарко полыхал костер. Воины, сидящие вокруг огня, при виде всадника вскочили на ноги. Один из них натянул тетиву лука, а другие, на ходу обнажая оружие, поспешили навстречу, криками приказывая незнакомцу остановиться и спешиться.
Всадник бросил поводья и, достав из-за пазухи деревянный, длиной чуть меньше локтя, футляр, обтянутый красной материей, высоко поднял его над головой. Ноги у гнедой лошади подогнулись, и она с хриплым ржанием повалилась набок, увлекая за собой седока, который, не сделав попытки освободить ноги из стремян, так и остался лежать, придавленный конским боком, откинув руку с зажатым в ней футляром.
Воин, подбежавший первым, склонился над упавшим. — Кто ты?
