Сказать, что Саня Тимофеев и Дмитрий Акимушкин дружили со школьной скамьи, значило бы сказать неправду. Нет, особой дружбы между ними никогда не наблюдалось, обычные приятельские отношения, подразумевающие безболезненное расставание и забвение на долгие годы.
Сразу после школы Саня поступил в университет и уже перешел на третий курс, когда Акимушкин, который никуда поступать даже и не пытался, считая это напрасной тратой сил и здоровья, вернулся из армии.
Надо признаться, что Саша не узнал в коротко стриженом детине одноклассника. Митька сам окликнул его.
— Ну, ты здоров стал, — сказал Саня после первых приветствий.
— Станешь тут, — неопределенно ответил Митька. В отличии от большинства недавних дембелей, от разговоров о своей службе он уклонялся, всякий раз переводя беседу на школьные воспоминания.
У Сани, для которого школьные годы были отодвинуты на задворки памяти впечатлениями студенческой жизни, было такое чувство, что так сильно изменившийся внешне, Акимушкин словно законсервировал в себе то состояние души, с которым он уходил в армию. Впрочем, разговор был не лишен приятности, и было решено продолжить его где-нибудь под крышей, с учетом того, что начиналась метель, и стоять посредине темной, пустой улицы, заметаемой колючим снегом, становилось неуютно, а расставаться вроде как еще не хотелось.
Так получилось, что дорожки Сани и Митьки, живших в центре города, в двух шагах друг от друга, пересеклись в этом окраинном, малознакомом районе, в котором каждый из них бывал, хорошо, если раз в пять лет. Поэтому долго думать не пришлось и, увидев светящуюся неоном вывеску кафе * У Витрувия*, не сговариваясь, направились туда. Возле стеклянных дверей заведения, зябко ежась в худых кожаных курточках под порывами ледяного ветра, наскоро перекуривали две девицы, молодость и миловидность которых бросалась в глаза, даже не смотря на скудное освещение и грим, нанесенный на их лица беспощадной рукой.
— Привет, девчонки, — доброжелательно сказал Саня, берясь за ручку двери.
Девы, словно только и ждали доброго слова, разом прыснули, и одна из них произнесла жеманно.
— Привет, мальчонки.
— Кто такой Витрувий? — располагаясь за низким столиком, втиснутым между окном и стойкой, поинтересовался Митька.
— Витрувий — древнеримский архитектор, — пояснил Саня, хотя, вообще-то, латинские имена, все эти Семпронии, Фульвии и прочие, по слабому знанию предмета не задерживались в его памяти.
