Рассказы | страница 37
Но тут же Гитлер спохватился; он считал себя отменным кавалером и внимательным хозяином. Пока Герда Кристиан разливала чай, он предложил дамам пирожные, сам взял ломтик штоли, откусил кусочек и сказал:
— Такую штолю я, помнится, ел в Берхтесгадене на Рождество, в 1938-м или 39-м году. — Он вздохнул. — Да, славное было время. И не нужно было прятаться в бункере.
Женщины смотрели, не отрываясь, ему в рот. Это его вдохновило. Совсем не думая о том, что повторяется, он отдался воспоминаниям: Берхтесгаден, Мюнхен, парад в Париже, триумфальное возвращение в Берлин, приемы, блеск восходящего Рейха!..
Когда он, наконец, остановился, Герда Кристиан восторженно прошептала:
— Такой славы не было ни у Цезаря, ни у Наполеона!
Гитлер скромно улыбнулся:
— Ну, это вы, положим… Маленький Корсиканец тоже оставил по себе след в истории. И потом вы позабыли главного — Фридриха Великого. Вот это, действительно, персонаж для античной трагедии… — Гитлер хотел сделать соответствующий жест рукой, но она дрогнула и, упав на живот, мелко затряслась. Он торопливо накрыл ее другой, сдерживая конвульсию. Минута, пока он успокоился, прошла в гробовом молчании. Тогда он положил правую руку на руку Гертруды Юнге, самой молоденькой и хорошенькой из секретарш. Он сказал:
— Будьте верны! — Верность — самое высокое качество: она — лучшее украшение немецкой женщины.
Гитлер возвел глаза наверх, но встретив там низкий пололок, сообразил, что в настоящей обстановке слова его могут показаться высокопарными. Чтобы снова опуститься на землю, он стал теребить за голову подошедшую к нему Белянку, большую овчарку светлой шерсти. Он даже объяснил дамам, каким образом эту породу выводят и в чем ее преимущество перед сенбернарами…
Точно в шесть Гитлер поднялся. Немного постоял, нащупывая ускользающее равновесие, затем поклонился гостям и неуверенной походкой направился к выходу.
Не успел он войти к себе в кабинет, как кто-то постучал в дверь. Это оказался Шпеер.
— Мой фюрер, — начал он, — я завтра улетаю и зашел проститься.
«Проститься! Проститься!» — это все, что Гитлер слышал в последние дни. Самое слово выводило его из себя. И хоть бы кто сказал: «Мой фюрер, позвольте остаться с вами!»
Гитлер молчал.
— У меня к вам просьба, — продолжал Шпеер.
— Какая?
— Мы эвакуируем администраторов одного завода. Среди них группа чехов-конструкторов со Шкоды, которых мы вывезли из Праги. Если эти люди попадут в лапы к красным, им не сдобровать.