Адвокат возразил:
«Но, господин прокурор, смешно и даже нелепо сравнивать организм ребенка и взрослого человека. Смертельная доза мышьяка для взрослого и ребенка совершенно разные. И детскому организму достаточно всего лишь малая толика яда, в то время как взрослому требуется этого вещества в разы больше. И вполне может быть, я этого не отрицаю, что моя подзащитная уже сама объята этим смертельным недугом. И пройдет еще немного времени, и она сама умрет без всяких на то смертных приговоров. Она жаловалась мне на тошноту, металлический вкус во рту, плохое самочувствие, боли в желудке. На лицо симптомы отравления мышьяком. Моя подзащитная возможно уже обречена, так пусть она умрет на свободе на глазах у родственников. Я считаю это проявлением высшей справедливости и правильности будущего судебного приговора. Поэтому, ваша честь, я вполне официально прошу назначить врачебную экспертизу по поводу здоровья моей подзащитной. Разве это не очевидно?»
Судьи озабоченно зашептались. Вскоре главный судья ударил небольшим деревянным молотком с фигурной ручкой по специальной подставке для усиления звука и провозгласил:
«Господин адвокат, мы отклоняем вашу теорию о ядовитых зеленых обоях как необосновательную и просим жюри присяжных удалиться на совещание для вынесения приговора».
После этих сухих и убийственных слов подсудимая и ее защитник упали духом: версия с зелеными обоями не прошла.
Через полтора часа суд присяжных объявил Мэри Энн Коттон виновной в убийстве своего пасынка — Чарльза Коттона и приговорил к смертной казни через повешение. Но Мэри не согласилась с решением (как она говорила) продажного суда и не признавала себя преступницей. Она писала многочисленные жалобы, ходатайства, письма своим сторонникам, где утверждала, что она невиновна и что о ней говорят «самую ужасную ложь»!
В отчаянии она написала мужу, Джеймсу Робинсону, письмо и попросила, чтобы тот посетил ее в тюрьме с дочкой и двумя пасынками. Вот строки из этого послания: «…Если в Вас есть хоть капля сострадания — вы можете спасти мою жизнь… Я должна сказать Вам: Вы — причина всех моих бед. Вы отказались от меня. Оставили, заставляя меня блуждать с ребенком на руках… не имея места приклонить голову».
Но Робинсон игнорировал это письма, как и все последующие: ему не нужна была жена-убийца. Но Мэри строчила письма ему снова и снова с просьбой о встрече. Она просила его ходатайствовать в ее поддержку. Но Робинсон не стал спасать свою жену-душегубицу. Не стал приезжать к ней и на свидания. Вскоре преступнице в тюрьму пришло письмо от семейной пары, которая удочерили ее малютку рожденную отравительницей от чиновника и несостоявшегося мужа Куик-Маннинга. Она ответила на письмо, прося приемных родителей заботиться о ее малыше и поцеловать его от ее имени.
