Франсуа зашептал сильнее:
«Святой Архангел Михаил, вождь небесных легионов, защити нас в битве против зла и преследований дьявола. Будь нашей защитой! Да сразит его Господь, об этом мы просим и умоляем. А ты, предводитель небесных легионов, низвергни сатану и прочих духов зла, бродящих по свету и развращающих души, низвергни их силою Божию в ад. Аминь!»
Граф перекрестился…
В это время его жена, закрыв глаза и подняв голову к небу, тоже усилено молилась.
«Радуйся, Дева Мария, полная благодати, с тобой Господь, благословенна ты в женах, и благословен плод чрева твоего Иисус. Святая Мария, Матерь Бога, молись за нас грешных, даже и в час смерти нашей! Аминь!»
К Женевьеве подошел палач. Выглядел он весьма колоритно. Обнаженный и загорелый мускулистый торс. На груди — большой золотой крест на простой шнуровке. На руках — красные длинные перчатки с раструбами. На теле — фартук как у мясника и тоже красного цвета. Кровавый зловещий цвет разбавляли коричневые штаны и высокие башмаки на шнуровке с загнутыми носками. Лицо «мясника» было скрыто под красной маской с прорезями для глаз. Он взял женщину под локоть и подтолкнул к здоровенному чурбану. Затем требовательно, но не сильно, нажал рукой сверху на ее красивое плечо: мол, опускайся на колени, приговоренная.
«Я люблю тебя Франсуа!» — крикнула в последний раз Женевьева. — «Прощай!!! И помни обо мне!!!»
От этого отчаянного и пронзительного крика у людей пошли аж мурашки по телу. И многим сразу стало жаль графиню: ведь гибнет она за свою единственную и неповторимую любовь. Может зря они на нее так ополчились? Может напрасно ее осуждали и злословили в ее адрес?
Бедняжка!
Палач уже посильнее и настойчивее надавил на плечо графини, и женщина на этот раз подчинилась. Присев на колени мадам-убийца откинув рукой свои длинные волосы с прелестной шеи, покорно положила свою прелестную головку на плаху. Помощник поднес палачу длинный двуручный меч с остро оточенным клинком. Пальцы палача крепко вцепились в массивную деревянную рукоятку… Кругом наступила зловещая тишина — публика замерла в немом ожидании.
И вот кульминация казни.
Взмах мечом!
Удар!..
И прекрасная женская головка, оставляя за собой кровавую дорожку, покатилась по помосту. Обезглавленное тело упало набок и зафонтанировало обильной кровью, оно жило еще секунд тридцать.
Народ разом ахнул…
Франсуа де Сез, прикрыв рукой глаза, в ужасе отвернулся. Скупая слеза предательски скатилась по щеке. Ему было, несомненно, жаль жену. Так как она его любить, наверное, никто и никогда не будет любить. Это точно. Но с другой стороны он испытал и огромное облегчение. Слава богу, что не его голова попала под меч слепой Фемиды! А ведь могла! Если бы Обертэн вовремя не изобличил его супругу в злодеяниях, то тогда сегодня не голова бы Женевьевы отлетела со стуком на помост, а — его. И еще один положительный момент был у этой казни: теперь уже никто не станет убивать его прелестных фавориток, и граф будет спокойно и без опаски наслаждаться их приятным обществом. И свои адюльтерные дела можно будет совершать практически в открытую, без всяких тайных ухищрений и конспирации. Он — вдовец и этим все сказано! Но самый главный положительный итог в смерти жены был заключен в следующем. То, что Женевьева убивала его возлюбленных — это еще полбеды. Хотя все эти смерти могло лишить его головы, но не в этом суть. Беда была бы в том и, причем реальная, что если бы графиня съедаемая ревностью и ненавистью в какой-то момент передумала умерщвлять девушек, а взялась бы за самого Франсуа! Вот тут бы было весело! Что бы она ему приготовила для отправки его на аудиенцию с Всевышним. Яд? Кинжал? Удавку? Или наемного убийцу — Жана? К счастью этого не произошло. Спасибо господу за милость! И спасибо Полю Обертэну, что он докопался до истины. В следующий раз, когда граф поедет в Париж по делам, то непременно заедет к Обертэну и еще раз — луидорами — поблагодарит сыщика за чудесное спасение.
