Иванов махнул рукой:
— Да Бог с ними, с «бегунами». А чтой-то было дальше с загадочным мстителем? Кстати, а какова была его фамилия?
— Фамилии я Вам не назову, не помню. — прочитав в мимолётном взгляде сыскного агента недоверие, полковник поспешил добавить, — Действительно не помню. Трепову она была известна, как впрочем, и самому Мироновичу, так что всегда можно справиться у кого-то из них. Ничего особенного с этим человеком не случилось, он добился своего, я имею в виду увольнение Мироновича из полиции. Более того, Мироновичу пришлось надолго уехать из столицы. Он ведь из Гродненской губернии, там и спрятался почти на год…
— Из-под Гродно, Вы говорите?
— Да, у него там большое имение. То есть, сначала оно было маленьким, а потом он подкупил земельки. Миронович хотя и русский человек, однако по вероисповеданию католик, он вырос с поляками и евреями, знает их национальные особенности, прекрасно умеет ладить с ними.
— Что Вы говорите… Я этого не знал, — признался Иванов, — Паспорт-то у него в столице выписан.
— Разумеется, он уже четверть века столичный житель.
— И что же было далее? — Иванов вернул разговор в прежнее русло, — Миронович удалился из Петербурга и…
— Миронович-то удалился, да только сестрица его младшая тут осталась. Она продолжала вести его хозяйство. Я ведь уже упоминал, у Мироновича целый доходный дом был в аренде. Кроме того, он ещё в бытность свою начальником участка начал промышлять учётом векселей. К нему ежедневно, как на работу приходил молоденький армянчик, Миронович с ним запирался на час-другой и там они свои делишки обделывали. Так что примерно месяцев через 10–11 после отставки Иван Иванович возвратился в Санкт-Петербург и занялся своим излюбленным ремеслом: ссуды, залоги, векселя, дёшево купить-дорого продать…
— Понятно. — Иванов помолчал немного, — А что же стало с «бегунами» — держателями квартир?
— Это были не квартиры, а дома, — поправил его полковник, — С подвалами, тайными схронами в под полами и в стенах. «Бегунов» прихлопнули, — Фома Фомич выразительно ударил ладонью по столу, — лично я и пришлёпнул. Я с этого начал, едва заступил в должность. Действовал по прямому предписанию Трепова. Как сейчас помню, взяли 6 человек беспаспортных, не пожелавших открыть имени.
— И чем же история закончилась?
— Все пошли в каторгу. По-моему, по четыре года получил каждый.
Полковник поднялся, давая понять, что время разговора исчерпано. Иванов, впрочем, и сам понимал, что потребовал слишком большого внимания к своей персоне. Фома Фомич протянул Агафону руку, что служило подтверждением доверительности установившихся в ходе разговора отношений.
