Нью-Йорк. Лайнер медленно опускался над Гудзоном, ночные огни аэропорта, отраженные в зеркале воды, преломлялись, освещая потусторонним фосфорическим блеском стальное крыло самолета. Шли неспешно. Оглядывались. По терминалу туда-сюда сновали негры. Пахло чужим и ванильно-вкусным. Таможенники долго прогоняли Машин фотоаппарат по конвейеру, а потом всех студентов вдруг быстро собрали и погрузили в автобусы. Маша прилипла к стеклу. Колоссальных размеров длинные неуклюжие громадины-машины сигналили, обгоняли, мчались вперед по широкой автостраде. В гостиничные комнаты заселили быстро. По четыре человека одного пола на две двуспальные кровати.
Чуть позже отравилась гулять. Задрала голову, увидела, что рядом с ней небоскребы. Удивилась. Такие высокие, что когда идешь по улице и не смотришь вверх их просто незаметно. Пошла дальше. А потом заблудились. Осознала это только, когда под ногами было столько газет, что она уже не шуршала ими как осенними листьями, а отмахивалась от них руками на уровне своего пояса. Испугалась, когда увидела десять негров. Поняла, что начиталась глупых историй о загранице. Быстро пошла обратно в отель. Нашла. В Нью-Йорке не так просто заблудиться. Город – квадратный, состоит из авеню и улиц, пересекающихся под прямым углом. Утром проснулась в ужасе от того, что кто-то выл за окном. Подумала, что бьют местное население, но оказалось, что между небоскребов гулял ветер, с размаху закрывая жалюзи на сороковом этаже. Никого не обижали.
Нью-Йорк славен биржей, где организаторы поездки тоже провели экскурсию. Шикарно одетые молодые юнцы бегали по огромной территории финансового рынка и торговали акциями, активно общаясь посредством собственной азбуки жестов. Одна знакомая Маши с Экономического факультета была совершенно потрясена, рассказывая до полуночи о финансовых кризисах и судьбе доллара. Статуя Свободы была следующим странным объектом, куда было очень непросто попасть (вернее – влезть), а тем более рассмотреть что-либо сквозь туманные запотевшие стекла на ее венце (когда уже там). Зато вечером был ужин в ресторане, и Машина подруга Ксюша рассказывала, как накануне познакомились с удивительным официантов – испанцем, что он дал ей свой номер телефона, на который можно звонить по системе «коллект» (то есть за звонок платит тот, кому звонят). Система Ксюше ужасно нравилась, поэтому всю ночь она так и болтала с этим красавцем – испанцем, наслаждаясь его акцентом и мужественным голосом. Эрмитажная подруга Даша не очень радовалась успехам Ксюши по покорению Америки, сказала, что совершенно не намерена терять время, а намерена, «в отличие от остальных здесь собравшихся», посмотреть Метрополитен-Музей, куда из Египта доставили украденную когда-то огромную пирамиду. Пирамиду посмотреть было, действительно, нужно, и Маша, забыв про официантов-испанцев и возможность приятно провести вечер, отправилась в музей вслед за Дашей, мысленно подсчитывая, во сколько подобное путешествие обойдется. Дорогостоящее зрелище было восхитительным. Огромная каменная громада, казалось, хранила в себе все ужасы забальзамированных в ней когда-то предков человечества. Даша тогда объяснила Маше, что когда в гробницу вошли спустя много тысячелетий, то есть в двадцатом веке, то каждый из исследователей погиб, так как яд был намного сильнее, чем специалисты предполагали. Еще Даша рассказала Маше о том, что некоторые драгоценности, включая золотые браслеты и серьги, первооткрыватели пирамид подарили своим потомкам. Потомки носили их как украшения «на каждый день», хвастаясь при каждом удобном случае столь необычными семейными реликвиями. Эта информация почему-то поразила Машу больше всего, даже больше чем юбка за двадцать долларов, которую Даша купила на Пятой авеню. Цена была совершенно баснословная по тем временам, но юбка до сих пор снилась Маше, как самая недосягаемая вещь на свете, почти как те магические браслеты, которые были так трогательно и своевременно подарены родственникам скоропостижно скончавшихся египтологов.
